Отправлено: 04.03.07 01:03. Заголовок: Органы НКВД-НКГБ-МВД-МГБ-КГБ СССР во время и после войны

№ 159

ИЗ ДИРЕКТИВЫ НКВД СССР И НКГБ СССР № 782/Б/265/М О ЗАДАЧАХ ОРГАНОВ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ И ГОСБЕЗОПАСНОСТИ В СВЯЗИ С РАЗДЕЛЕНИЕМ НКВД СССР НА ДВА НАРКОМАТА


1 марта 1941 г.

В связи с необходимостью максимального улучшения агентурно-оперативпой работы органов государственной безопасности и возросшим объемом работы Наркомата внутренних дел СССР решением Правительства Союза ССР Наркомат внутренних дел СССР разделен на два наркомата:

Народный комиссариат внутренних дел СССР (НКВД);

Народный комиссариат государственной безопасности СССР (НКГБ).

В соответствии с этим решением на организуемые наркоматы возложены следующие задачи.

На Народный комиссариат внутренних дел СССР

а) охрана общественной (социалистической) собственности, охрана личной и имущественной безопасности граждан и охрана общественного порядка;

б) охрана государственных границ Союза ССР;

в) организация местной и противовоздушной обороны;

г) содержание в тюрьмах, исправительно-трудовых лагерях, исправительно-трудовых колониях, трудовых и специальных поселках осужденных и организация их трудового использования и перевоспитания;

д) борьба с детской беспризорностью и безнадзорностью;

с) прием, конвоирование, охрана, содержание и трудовое использование военнопленных и интернированных;

ж) оперативно-чекистское обслуживание войск НКВД;

з) государственный надзор за противопожарной охраной и руководство противопожарными мероприятиями;

и) учет военнообязанных;

к) строительство, ремонт и содержание дорог союзного значения;

л) учет, охрана, научная и оперативная разработка государственных архивных фондов Союза ССР;

м) запись актов гражданского состояния.

На Народный комиссариат государственной безопасности СССР

а) ведение разведывательной работы за границей;

б) борьба с подрывной, шпионской, диверсионной, террористической деятельностью иностранных разведок внутри СССР;

в) оперативная разработка и ликвидация остатков всяких антисоветских партий и контрреволюционных формирований среди различных слоев населения СССР, в системе промышленности, транспорта, связи, сельского хозяйства и пр.;

г) охрана руководителей партии и правительства.

От проведения всякой другой работы, не связанной непосредственно с вышеперечисленными задачами по обеспечению государственной безопасности СССР, органы Наркомата государственной безопасности освобождаются. Существовавшие в НКВД СССР Главное экономическое управление и Главное транспортное управление ликвидированы.

Функции этих управлений в области борьбы со шпионажем, диверсией и вредительством в системе народного хозяйства возложены соответственно на Контрразведывательное и Секретно-политическое управления Наркомата государственной безопасности.

Вместо существовавших дорожно-транспортных отделов, ранее подчиненных Главному транспортному управлению НКВД СССР, должны быть созданы на крупных железнодорожных станциях оперативные отделения и пункты Наркомата государственной безопасности, подчиненные наркоматам союзных и автономных республик, краевым и областным управлениям НКГБ по территориальности (по линии контрразведывательных отделов). Водные отделы речных магистралей должны быть ликвидированы, а оперативные отделения, пункты НКГБ-созданы только в морских портах СССР.

Задачи бывшего Особого отдела ГУГБ НКВД СССР и его органов возложены на Третьи управления Наркомата обороны. Наркомата Военно-Морского Флота СССР и 3-й отдел НКВД СССР соответственно (и их местные органы)'.

Органы пограничной охраны ведут агентурно-оперативную работу на прежних основаниях, и указания об их взаимоотношениях с органами НКГБ будут даны дополнительно...

Организация республиканских, краевых и областных органов НКВД и НКГБ должна быть произведена на основе разделения существующих аппаратов НКВД...

Наркомам внутренних дел и наркомам государственной безопасности союзных и автономных республик, начальникам краевых и областных управлений НКВД и НКГБ предлагается провести совместно следующую работу:

1. Разработать штаты НКВД -УНКВД и НКГБ -УНКГБ и их местных территориальных органов и представить на утверждение в союзные наркоматы соответственно.

Районные отделения НКВД должны быть организованы во всех районах, где в настоящее время они имеются.

Районные отделения НКГБ должны быть организованы лишь в тех районах, где имеются крупные промышленные предприятия оборонного или общесоюзного значения, а также организации и учреждения, представляющие интерес для иностранных разведок.

При проектировании организаций райотделений Наркомата государственной безопасности необходимо руководствоваться оперативной целесообразностью, наличием объектов для возможной подрывной работы вражеских элементов - вредительства, диверсии, шпионажа и иной контрреволюционной работы, а также засоренностью района антисоветским элементом.

2. Временно расставить в соответствии с разработанным проектом штатов личный состав органов НКВД и НКГБ и приступить к работе, не ожидая утверждения штатов союзными наркоматами.

Разделение органов НКВД провести с таким расчетом, чтобы перестройка, безусловно, не вызвала бы дополнительного увеличения штата.

Освобождающихся работников по линии ГЭУ и ГТУ обратить на укрепление органов НКГБ и НКВД.

До утверждения союзными наркоматами представленных штатов и расстановки личного состава реорганизацию существующих ныне дорожно-транспортных отделов и их отделений не производить и работу продолжать в прежнем порядке.

3. Агентурные дела и разработки экономических и транспортных отделов вместе с агентурно-осведомительной сетью передать контр разведывательным и секретно-политическим отделам соответственно.

Передача разработок и дел должна быть произведена через учетно-статистические отделы органов НКГБ...


[-]

5. Внутренние (подследственные) тюрьмы остаются за органами НКГБ.

6. Всю эту работу необходимо организовать и провести так, чтобы не ослаблять работу органов НКВД и НКГБ, не запускать находящиеся в разработке дела, в первую очередь агентурные и следственные...

7. Разделение органов НКВД провести в декадный срок, выслав в НКВД СССР и НКГБ СССР соответственно докладные записки с приложением проекта штатов органов НКВД и НКГБ по республике, краю, области и расстановки личного состава.

НКГБ - УНКГБ представить также разработанную ими дислокацию районных отделений НКГБ и отделений и пунктов НКГБ на железнодорожных станциях, морских портах и крупных промышленных предприятиях...

Положения об НКВД и НКГБ и указания о порядке дальнейшей работы органов НКВД и НКГБ будут высланы дополнительно...

С настоящей директивой ознакомить первых секретарей ЦК компартий республик, крайкомов и обкомов.

Народный комиссар внутренних дел СССР Берия

Народный комиссар государственной безопасности СССР Меркулов



Постановление Политбюро ЦК ВКП(б)
о мероприятиях по борьбе с парашютными
десантами и диверсантами противника
в прифронтовой полосе


24 июня 1941 г.

утвердить постановление СНК Союза ССР о мероприятиях по борьбе с парашютными десантами и диверсантами противника в прифронтовой полосе.

Секрстарь ЦК ВКП(б)

Постановление Совета Народных Комиссаров Союза ССР (утверждено Политбюро ЦК ВКП(б) 24 июня 1941 г.)
В целях своевременной и успешной ликвидации диверсантов, забрасываемых противником на парашютах или другим способом, Совет Народных Комиссаров СССР
постановляет:

1. Возложить на органы НКВД организацию борьбы против парашютных диверсантов на территории Ленинградской области, Мурманской области, Калининской области, Карело-Финской республики, Украины, Белоруссии, Эстонской, Латвийской, Литовской и Молдавской ССР, Крымской автономной республики, Ростовской области, Краснодарского края, западной части Грузинской ССР.
2. В этих целях при городских, районных и уездных отделах НКВД, дислоцированных на указанной в п. 1 территории, создать истребительные батальоны численностью 100-200 человек из числа проверенного партийного, комсомольского и советского актива, способного владеть оружием.
3. Начальниками истребительных батальонов назначить надежных оперативных работников НКВД и милиции.
4. Каждый истребительный батальон городского, районного и уездного отдела НКВД вооружить двумя ручными пулеметами, винтовками, револьверами и при возможности гранатами.
5. Обязать Наркомат обороны дать указание о выделении необходимого количества оружия для нужд истребительных батальонов по заявкам НКВД.
6. Предоставить истребительным батальонам право использования в необходимых случаях всех видов местной связи, транспорта (автомашины, мотоциклы, велосипеды, лошади и подводы).
7. Обязать партийные и советские органы оказывать всяческое содействие органам НКВД в деле организации и укомплектования истребительных батальонов по борьбе с парашютными десантами противника.


ЦА ФСБ России

Пояснение:

Истребительные батальоны, военизированные добровольческие формирования из граждан СССР в годы Великой Отечественной войны стали одной из форм народного ополчения. Общее руководство истребительными батальонами осуществлял Центральный штаб, созданный при НКВД СССР. Истребительные батальоны формировались главным образом из представителей партийного и советского актива (партийная и комсомольская прослойка доходила до 80-90%), из добровольцев, физически крепких и подготовленных в военном отношении.
Подготовкой батальонов и руководством их деятельностью занимались специальные штабы, созданные в отделах и управлениях НКВД районов, областей, краев и республик. Командирами назначались оперативные работники органов НКВД или начальники районных отделов милиции, их заместители по политчасти, руководящие партполитработники. В батальон входило от 30 до 500 человек (чаще всего - 100-200 человек), батальоны по армейскому образцу делились на взводы, роты. Первоначально истребительные батальоны создавались в западных областях СССР, затем в других, близких к полосе военных действий.
К концу июля 1941 г. было сформировано 1755 истребительных батальонов (328 тысяч человек). Кроме того, более 300 тыс. человек состояло в группах содействия истребительным батальонам. Всего было сформировано около 2 тыс. батальонов, в том числе - 1000 в РСФСР, 657 - в УССР, 78 - в БССР, 63 - в Молдавской ССР и т.д. В задачи батальонов входили: охрана важных народнохозяйственных объектов в тылу советских войск, борьба с разведовательно-диверсионными группами и воздушными десантами противника.

Прифронтовая полоса - полоса местности, примыкающая к линии фронта, в которой располагаются соединения, части и тыловые учреждения оперативного объединения. В прифронтовой полосе фронта (армии) военным командованием устанавливается особый режим для гражданского населения (ограничение передвижения и проживания, особый паспортный режим и др.). Глубина прифронтовой полосы зависит от особенностей ТВД, оперативного построения войск, применяемых противником средств поражения и других факторов. В период Великой Отечественной войны глубина прифронтовой полосы составляла обычно 25-50 км…


Из спецсводки УНКГБ и УНКВД по г. Москве
и Московской области № 1/353 заместителю
наркома госбезопасности СССР Б.З.Кобулову
о ходе мобилизации по г. Москве
и Московской области

26 июня 1941 г.

В ходе мобилизации по г. Москве и Московской области продолжают иметь место отдельные недочеты.
В Октябрьский райвоенкомат 24 июня подлежало явке 1800 человек, явилось же только 814.
Из-за нераспорядительности Ростокинского райвоенкомата и горвоенкомата на призывном пункте № 270 призванные несвоевременно отправляются. Некоторые группы мобилизованных по двое суток не отправляются. Спят на голом полу, не получают горячей пищи.
Неорганизованно проходит мобилизация на призывном пункте № 208 Октябрьского района - создаются большие очереди. Сформированные команды не отправляются по двое суток.
24 июня подлежал комплектованию и отправке эшелон № 1042 в количестве 2300 человек. По вине военкоматов, не обеспечивших своевременную явку военнообязанных, эшелон отправился в составе 878 человек.
Мособлвоенкомат и Мосгорвоенкомат не обеспечили явку 1772 человек. Значительное число военнообязанных в Клинском районе является на призывные пункты в пьяном виде.
Из-за плохой организации работы призывных пунктов военнообязанные cутками дожидаются назначения. Некоторые из них отлучаются к родственникам и пьянствуют...
Зам. начальника Главпарфюмера Смирнов отказался поставить выделенные в порядке мобилизации автомашины и укрыл резиновые покрышки для них. Смирнов привлекается к уголовной ответственности.
Среди отдельной части призывников отмечены случаи недисциплинированности и отказа от службы в Красной Армии.
Военнообязанный Гусев, рабочий торфоразработок, в целях уклонения от призыва в Красную Армию ранил себя холодным оружием. Ведется расследование.
Красноармеец 226-го отдельного саперного батальона Мельников ... покончил жизнь самоубийством, бросившись под поезд.
За уклонение от призыва арестован шофер артели "Пресс" Голубь.
На призывном пункте при школе № 442 (1-й Марьинский проезд, д. 3) из окна выбросился призывник Мишуров, который с переломом ноги отправлен в институт Склифосовского.
За последние дни в г. Москве и Московской области участились случаи хулиганских и уголовных проявлений.
Если за 21-22 июня зарегистрировано было только 7 случаев хулиганства, то за 23 июня количество этих проявлений возросло до 23, в том числе 3 случая хулиганства с поножовщиной.
Принятыми мерами по усилению борьбы с уголовно-преступным элементом на 25 июня арестовано 123 человека...


Нач. УНКГБ по г. Москве и Московской области комиссар госбезопасности 3 ранга Кубаткин

Нач. УНКВД по г. Москве и Московской области ст. майор госбезопасности Журавлев

Из директивы 3-го Управления НКО СССР
№ 35523 о работе органов 3-го Управления НКО
в военное время

27 июня 1941 г.

Всем начальникам 3-х отделов военных округов, фронтов, армий, корпусов, начальникам 3-х отделений дивизий

В соответствии с требованиями, вызванными обстановкой военного времени, задачи, определенные постановлением правительства от 8 февраля 1941 г. и положением о Третьем управлении НКО, требует усиления агентурно-оперативной работы органов Третьего управления и дополнительных мероприятий, обеспечивающих охрану государственной безопасности и боеспособность частей Красной Армии.
Впредь до получения Положения о работе органов Третьего управления НКО СССР в военное время руководствоваться следующим:
Функции органов Третьего управления НКО СССР в военное время должны слагаться из:
1) агентурно-оперативной работы: а) в частях Красной Армии; б) в тылах, обеспечивающих действующие на фронте части; в) среди гражданского окружения;
2) борьбы с дезертирством;
3) работы на территории противника.


1. Работа в частях Красной Армии, действующих на фронте

Работа в частях Красной Армии, действующих на фронте, складывается из: работы с агентурно-осведомительным аппаратом; оперативно-профилактической деятельности органов Третьего управления.

[…]

Оперативная деятельность органов Третьего управления

1. Органы Третьего управления проводят работу по недопуску в армию и очистке армии от вражеского элемента.
2. По вскрытым фактам вражеских действий органы Третьего управления принимают решительные меры пресечения, вплоть до ареста.
3. Органы Третьего управления организуют борьбу с диверсионными! группами и отдельными диверсантами противника, используя приданные им воинские подразделения.
4. По всем выявленным недочетам оперативный состав немедленно должен проинформировать командование и добиваться их устранения.
5. Органы Третьего управления срочно сообщают в вышестоящие органы Управления по всем недочетам в боевом обеспечении и политическом состоянии частей и о проявлениях вражеской деятельности и принятым мерам.
6. Органы Третьего управления производят дознание, расследование и следствие по всем фактам и случаям преступной деятельности как военнослужащих, так и лиц гражданского окружения по делам, связанным с военнослужащими:
а) по всем пунктам ст. 58 УК РСФСР и соответствующим статьям УК национальных республик;
б) по ст. 193, пп. 20, 21, 22, 23, 24, 25' и соответствующим статьям УК национальных республик.
7. Начальники органов Третьего управления имеют право производить аресты военнослужащих всех степеней за совершенные преступления по получении соответствующей санкции вышестоящего начальника органов Третьего управления и командования:
а) лиц рядового и младшего начсостава - с санкции командира дивизии, корпуса;
б) лиц среднего начсостава - с санкции военного совета армии, фронта;
в) лиц старшего и высшего начсостава - с санкции народного комиссара обороны.
8. Органы Третьего управления имеют право постановки вопроса перед командованием о переводе военнослужащих рядового и младшего начсостава, а в отдельных случаях - среднего начсостава из одной части в другую по соображениям оперативного характера.


2. Работа по тылу

Работа по чекистскому обслуживанию тыла слагается из обслуживания военных дорог.
1. Для чекистского обслуживания всех видов военных дорог (железных дорог, шоссейных, грунтовых) и водного транспорта по особому указанию создаются 3-й отделения военных дорог.
В задачи 3-х отделений входит:
а) изучение и проверка всего личного состава дорог... очистка личного состава дорог от подозрительных и не внушающих доверия лиц;
б) выявление всех лиц, подозрительных по шпионажу и ведущих наблюдение за работой транспорта или интересующихся передвижением воинских эшелонов;
в) предотвращение диверсионных намерений и вредительских действий;
г) оперативное обслуживание поездов (агентурное и официальное) с целью розыска и задержания преступного элемента;
д) предотвращение всех случаев перерыва сообщений по данной дороге и расследование таких случаев (повреждение дороги, мостов и пр.),
е) выявление причин срыва нормальной работы дороги;
ж) контроль за своевременным продвижением всех видов снабжения, особенно боеприпасов, идущих на линию фронта;
з) устранение создавшихся заторов и пробок на транспорте;
и) установление и ликвидация задержки поездов и другого вида транспорта с воинскими грузами и воинских эшелонов;
к) контроль за документацией о передвижении и перевозках с целью предотвращения разглашения данных о перевозимых грузах и других секретных данных;
л) выявление и предотвращение неправильной переадресовки грузов и эшелонов и проверка причин, вызывающих переадресовку;
м) установление и расследование всех случаев нарушения нормальной связи (повреждение проводов, аппаратуры и т.д.).

Оперативное обслуживание складов и ремонтных баз

Оперативно-чекистское обслуживание складов возлагается на оперативный состав, специально выделенный для этой цели, с расчетом, что на каждом головном складе должен быть оперативный работник, в задачи которого входит:
[...]
2) контроль за правильной организацией и дислокацией войсковых складов и рембаз в соответствии с оперативным направлением фронта;
3) контроль за состоянием и работой складов:
а) оперативные возможности складов по своевременной приемке боеприпасов, горючего, продовольствия и фуража и выброске на линию фронта;
б) правильное и доброкачественное снаряжение боевого имущества и проч.;
в) своевременная и правильная адресовка грузов;
г) состояние подъездных путей и их правильное использование;
4) контроль за обеспечением безопасности складов:
а) противодиверсионной охраны;
б) общей охраны;
в) противовоздушной обороны (маскировка складов, состояние артиллерийско-зенитных дивизионов и т.д.);
5) расследование случаев несвоевременного снабжения, засылки в часть нетребуемого вооружения, имущества и продовольствия и привлечение виновных к ответственности;
6) обслуживание военно-санитарных поездов, расследование ненормальностей в работе эвакуационных и пересыльных пунктов и задержек эвакуации раненых и привлечение виновных к ответственности;
7) расследование всех случаев задержек направления в тыл военноплен ных, перебежчиков и беженцев и привлечение виновных к ответственности


3. Борьба с дезертирством

Организация подвижных контрольно-заградительных отрядов на дорогах, железнодорожных узлах, для прочистки лесов и т.д., выделяемых командованием, с включением их в состав оперативных работников органов Третьего управления с задачами:
а) задержания дезертиров;
б) задержания всего подозрительного элемента, проникшего на линию фронта;
в) предварительного расследования, производимого оперативными работниками органов Третьего управления НКО (1-2 дня) с последующей передачей материала вместе с задержанными по подсудности.
[...]

Начальник Третьего управления НКО СССР
майор госбезопасности

Михеев

ЦА ФСБ России


Пункты 20,21,22, 23, 24 и 25 ст. 193 Уголовного кодекса РСФСР 1926 г. предусматривали ответственность военнослужащих за воинские преступления, а именно: за сдачу неприятелю начальником вверенных ему военных сил, отступление от данных для боя распоряжений, самовольное оставление поля сражения, оставление погибающего корабля, шпионаж, разглашение сведений о Вооруженных Силах СССР и об обороноспособности Союза ССР. В то же время конструкции указанных статей допускали в ряде случаев расширительное толкование, см., например, ст. 193:

"а) Самовольное отступление начальника от данных ему для боя распоряжений в целях способствования неприятелю...
б).To же деяние, совершенное не в целях способствования неприятелю, но вопреки военным правилам...", что создавало предпосылки для возможного необоснованного осуждения отдельных лиц из начальствующего состава РККА и ВМФ, сковывало их творческую инициативу в боевой обстановке.

Приказ НКВД СССР № 00837 о формировании пятнадцати стрелковых дивизий войск НКВД для передачи в Действующую армию

29 июня 1941 г.

Решением Правительства Союза ССР на НКВД СССР возложено формирование пятнадцати дивизий. Во исполнение этого решения

приказываю:

1. Руководство формированием пятнадцати стрелковых дивизий войск НКВД возложить на генерал-лейтенанта Масленникова И.И

2. Создать при генерал-лейтенанте Масленникове оперативную группу в составе полковника Мирошниченко П.П., комбрига Шередега И.С., ком-брига Шишкарева М.Н., подполковника Фролова С.И.

3. К формированию дивизий приступить немедленно и развернуть: 243-ю стрелковую дивизию, 244-ю стрелковую дивизию, 246-ю стрелковую диви-зию, 247-ю стрелковую дивизию, 249-ю стрелковую дивизию, 250-ю стрелковую дивизию, 251-ю стрелковую дивизию, 252-ю стрелковую дивизию, 254-ю стрелковую дивизию, 256-ю стрелковую дивизию, 15-ю горнострел-ковую дивизию1,16-ю горнострелковую дивизию, 17-ю горнострелковую ди-визию, 26-ю горнострелковую дивизию, 12-ю горнострелковую дивизию.

4. На формирование указанных выше дивизий выделить из кадров войск2 НКВД по 1000 человек рядового и младшего начальствующего состава и 500 человек командно-начальствующего состава на каждую дивизию. На ос-тальной состав дать заявки в Генеральный штаб Красной Армии на призыв из запаса всех категорий военнослужащих.

5. Сосредоточение кадра, выделяемого из войск НКВД, в пункты форми-рования закончить к 17 июля 1941 г.

6. Генерал-лейтенанту Масленникову представить на утверждение план формирования и материально-технического обеспечения, а также расста-новку личного состава.

Нарком внутренних дел СССР Л.Берия



ЦА ФСБ России


Дивизии формировались из состава пограничных и внутренних войск. Так, напри-мер, из пограничных войск в состав шести формируемых соединений, предназначен-ных для фронта резервных армий, вошло свыше 15 тыс. пограничников. По оконча-нии формирования и кратковременной боевой учебы все дивизии были направлены в армии Резервного, Северного и Западного фронтов. Дивизии приняли активное учас-тие в обороне Ленинграда, битве под Москвой, многих оборонительных и наступа-тельных операциях Великой Отечественной войны. Например, три дивизии (254, 257, 262-я) в составе 34-й армии участвовали в нанесении контрудара в районе Старой Рус-сы в августе 1941 г.; три дивизии (252, 254, 256-я) вошли в состав 29-й армии, действо-вавшей на Западном и Калининском фронтах; 256-я стрелковая дивизия, действуя в составе 31-й армии, первой после ожесточенного боя ворвалась в г. Калинин, очистив его 16 декабря 1941 г. от вражеских войск; 249-я дивизия, действуя в составе 4-й Удар-ной армии, освободила в период контрнаступления в январе 1942 г. города Пено, Андреаполь Калининской области, подошла к Витебску. Многие дивизии, проявившие себя в последующих боях, были награждены и отмечены почетными наименованиями, две дивизии стали гвардейскими (см.: Пограничные войска СССР в годы Второй ми-ровой войны 1939-1945. М., 1995, с. 174; Внутренние войска в Великой Отечественной Юйне 1941-1945 гг. М., 1975, с. 703).

Директива НКГБ СССР № 168 о задачах
органов госбезопасности в условиях
военного времени

1 июля 1941 г.

Нападение фашистской Германии на Советский Союз продолжается. Целью этого нападения является уничтожение советского строя, порабощение народов Советского Союза и восстановление власти помещиков и капиталистов.
Наша Родина оказалась в величайшей опасности.
Органы НКГБ, каждый чекист в отдельности обязаны приложить все силы для беспощадной расправы с ордами напавшего германского фашизма.
Наркомам государственной безопасности республик, начальникам УНКГБ краев и областей, в первую очередь находящихся на военном положении, необходимо всю свою работу подчинить интересам борьбы с наступающим врагом и его агентурой внутри СССР. Чекистский аппарат, как гласный, так и секретный, должен быть подготовлен для активной борьбы с врагом в любых условиях, в том числе в подпольных.
В этих целях приказываю немедленно приступить к осуществлению следующих мероприятий:
1. Весь негласный штатный аппарат НКГБ, сохранившийся от расшифровки, подготовить для оставления на территории в случае занятия ее врагом для нелегальной работы против захватчиков.
Аппарат должен быть разделен на небольшие резидентуры, которые должны быть связаны как с подпольными организациями ВКП(б), так и соответствующими органами НКГБ на территории СССР.
Способы связи (радио, шифры, оказии и пр.) должны быть заблаговременно определены. Перед резидентурами поставить задачу организации диверсионно-террористической и разведывательной работы против врага.
2. Из нерасшифрованной агентурно-осведомительной сети также составить отдельные самостоятельные резидентуры, которые должны вести активную борьбу с врагом.
В резидентуры как штатных негласных работников НКГБ, так и агентурно-осведомительной сети нужно выделять проверенных, надежных, смелых, преданных делу партии Ленина-Сталина людей, умеющих владеть оружием, организовать осуществление поставленных перед ними задач и соблюдать строжайшую конспирацию.
3. В целях зашифровки этих работников необходимо заранее снабдить соответствующими фиктивными документами, средствами борьбы (оружие, взрыввещества, средства связи и т.д.).
4. В отдельных случаях допустим перевод на нелегальное положение и гласных сотрудников органов НКГБ, но при условии обеспечения тщательной зашифровки этого мероприятия в каждом отдельном случае.
Сотрудники НКГБ, как правило, на нелегальное положение должны переводиться в местностях, где они мало известны населению.
5. Также заблаговременно необходимо подготовить для упомянутых выше резидентур и отдельных работников-нелегалов соответствующие конспиративные квартиры и явочные пункты, должным образом зашифрованные.
6. В качестве одного из методов зашифровки агентуры, оставляемой на занятой врагом территории, практиковать фиктивные аресты и заключение в тюрьму якобы за антигосударственные преступления отдельных влиятельных агентов, осведомителей.
Повторяю, при разработке этих мероприятий учтите необходимость соблюдения строгой конспирации, тщательного инструктажа лиц, переводимых на нелегальную работу, и всесторонней разработки форм и методов борьбы с ...

 Отправлено: 04.03.07 01:03. Заголовок: Органы НКВД-НКГБ-МВД-МГБ-КГБ СССР во время и после войны

... врагом.
7. В качестве основной задачи перед работниками НКГБ, переводимыми на нелегальное положение, необходимо ставить задачу по организации совместно с органами НКВД партизанских отрядов, боевых групп для активной борьбы с врагом на занятой им территории СССР.
8. В процессе повседневной текущей работы органы НКГБ-УНКГБ обязаны оказывать всемерную помощь Красной Армии в ее борьбе с наступающим врагом своей активной неутомимой работой по разведыванию сил противника, оказанию всемерного противодействия его продвижению и успеху, осуществлению связи частей Красной Армии с командованием и истреблению проникающих на нашу территорию диверсантов.
9. Сотрудники органов НКГБ обязаны помнить о необходимости максимального повышения своей революционно-чекистской бдительности, беспощадно бороться со всякими проявлениями контрреволюционных элементов, обеспечивая наблюдение за бдительной охраной важнейших предприятий нашей социалистической промышленности, сельского хозяйства, и шоссейных дорог, мостов, электростанций, телефонно-телеграфной связи, материальных складов и т.д.
10. В случае вынужденного отхода частей Красной Армии работники органов НКГБ обязаны до последней минуты оставаться на своих боевых постах в городах и селах, борясь с врагом всеми возможными способами до последней капли крови.
Эвакуироваться можно только с последними частями Красной Армии, приняв предварительно необходимые меры к проверке, насколько тщательно уничтожено на занимаемой противником территории СССР народное достояние (фабрики, заводы, склады, электростанции и все, что может оказаться полезным врагу в его борьбе с советским народом), подготовив и полностью осуществив мероприятия, изложенные выше.
Каждому чекисту надо твердо помнить, что в захваченных врагом районах необходимо создавать невыносимые условия для врага и всех его пособников, преследовать и уничтожать их на каждом шагу и срывать все их мероприятия.
В дополнение данных вам ранее директив № 127 и 136 предлагаю немедленно приступить к организации работы, предусмотренной настоящей директивой, и о принятых мерах доложить НКГБ СССР,

Нарком госбезопасности СССР Меркулов

№420

Сообщение НКГБ Белорусской ССР № 150 в НКГБ СССР и ЦК КП(б) Белоруссии об использовании немцами в качестве агентов военнопленных красноармейцев

18 июля 1941 г.

За последнее время органами НКГБ БССР задержано большое количество красноармейцев, возвращающихся из немецкого плена, и ряд лиц из советских и хозяйственных учреждений западных областей БССР, оккупированных немцами.

Расследованием обстоятельств возвращения этих лиц из немецкого плена установлено, что органы немецкой разведки широко практикуют обработку и вербовку пленных красноармейцев, переодевают их в гражданскую одежду и направляют в районы расположения воинских частей для ведения разложенческой работы в Красной Армии, агитации красноармейцев, толкать их к переходу на сторону немцев.

Разоблаченные на следствии зам. политрука 15-й авиабригады Кошелев и красноармейцы Ашарофьян, Николаев, Руденко, Барябин показали, что, находясь в немецком плену, были завербованы немецким командованием и переброшены на территорию СССР со следующим заданием:

1. Возвратиться в расположение воинских частей, стараться проникнуть в свои прежние части и вести среди красноармейцев агитацию о превосходстве немецких войск над Красной Армией.

2. Вести пропаганду среди красноармейцев о хорошем обращении немецкого командования с красноармейцами, добровольно сдавшимися в плен.

3. Распространять слухи о том, что немецкие военные власти хорошо обращаются с населением, раздают в индивидуальное пользование землю и предоставляют населению продукты питания, мануфактуру.

4. Красноармейцам, изъявившим согласие уйти на немецкую сторону, поручить собирать сведения о расположении частей РККА, их численности и вооружении.

В Ельском районе Полесской области задержаны красноармейцы Швед Казимир Иосифович, 1920 года рождения, украинец, служил в 513-м стрелковом полку 72-й стрелковой дивизии, и Полторок Иван Якимович, 1918 года рождения, украинец, уроженец Винницкой области, служил в 235-м отд. саперном батальоне, у которых имелись пропуска, якобы выданные немецкими войсками, следующего содержания: "Владелец этого удостоверения 2/VII-41 г. как вольный гражданин из заключения в Волковыске освобожден".

Пропуск имеет печать, подписи нет.

Швед и Полторок привлекаются к следствию как агенты немецкой разведки.

14 июля 1941 г. нами задержан гр. Братут А. Т., 1908 года рождения, кандидат ВКП(б), украинец, прибывший с территории, занятой немцами. Братут имеет на руках паспорт серии ЭЕ № 536490 со штампом прописки в Днепропетровске и Белостоке и пропуск на немецком языке, подписанный майором немецкой армии, следующего содержания: "Гр. Братут + 2 человека следуют в Гомель, в русской армии не служил и сопротивтен я немецким частям не оказывал".

На допросе Братут признал, что он, находясь в немецком плену, завербован немецкой разведкой под кличкой "Александр" и получил задание направиться в г. Гомель и организовать взрыв моста, для чего ему было предложено в г. Гомеле установить связь с гр. Бейнцлером Федором Федоровичем, проживающим по ул. М. Горького, № 23. Явка с Бейнцлером должна была состояться по паролю: "Я - Александр", ответ: "Я - Федор Федорович".

Согласно инструктажу, полученному при вербовке, Братут, связавшись с Бейнцлером, должен был получить взрывматериалы и подробные указания о порядке взрыва моста. Приняты меры к установлению в г. Гомеле Бейнцлера. Следствие по делу Братута продолжаем 1 .

В последние дни немцы усиленно разбрасывают с самолетов листовки с призывом к красноармейцам о добровольном переходе на сторону немцев. Ряд листовок содержит призыв к населению оказать сопротивление Советской власти в эвакуации оборудовании заводов, фабрик, скота и т. п.

Листовки полны гнусной клеветы на Советскую власть и Коммунистическую партию. (Образцы листовок прилагаются2 )

Все листовки при содействии партийно-советского актива своевременно изымаются и уничтожаются.

Начальникам органов НКГБ даны указания о тщательном расследовании обстоятельств возвращения на нашу территорию всех лиц, задерживавшихся немецкими властями.

Заместитель народного комиссара госбезопасности БССР майор госбезопасности Духович


1 Правильно - Братута Александр Трофимович (1908-1941). В 1941 г. работал мастером 5-го стройучастка строительства № 180 НКПС в Волковысском районе Гродненской области. 27 июня 1941 г. был задержан немцами, завербован и переброшен через линию фронта для проведения шпионской деятельности в тылу Красной Армии. 15 июля 1941 г. арестован органами НКГБ в Полесской области. 23 июля 1941 г. военным трибуналом 65-го УРа приговорен по ст. 63-1 УК БССР к высшей мере наказания. Заключением прокуратуры Днепропетровской области от 16 мая 1995 г. в соответствии со ст. 2 Закона Украины "О реабилитации жертв политических репрессий на Украине" от 17 апреля 1991 г. и п. 13 Постановления Верховного Совета Украины от 24 декабря 1993 г. о толковании Закона Украины "О реабилитации жертв политических репрессий на Украине" определено считать Братуту А. Т. обоснованно осужденным и не подлежащим реабилитации.

2 Образцы листовок не публикуются.

В первые дни войны противником было захвачено значительное количество пленных. Попавшие в гитлеровский плен советские воины командованием вермахта и нацистским руководством направлялись в лагеря военнопленных, где они подвергались особенно жестокому обращению, использовались на каторжных работах.

Несмотря на тяжелые условия, подавляющее большинство советских воинов вело себя в фашистском плену героически, показывая военнопленным других государств примеры мужества, стойкости, преданности Родине. Германские спецслужбы вели активную работу в лагерях военнопленных. Они отбирали и вербовали антисоветски настроенных лиц, направляли их на учебу в разведывательно-диверсионные школы и на курсы, действовавшие при абверкомандах и абвергруппах. После завершения подготовки агенты из числа советских военнопленных проходили инструктаж и перебрасывались в ближайшие тылы Красной Армии.

Дополнения к директивам начальника полиции безопасности и СД для команд, направленных в стационарные и пересыльные лагеря.
12 сентября 1941 г.

1. В директиве от 17 июля 1941 г. я повторно указывал на то, что задачей оперативных команд полиции безопасности и СД является выявление не только подозрительных элементов, а также и тех надежных элементов вообще, которые могут пригодиться для восстановительной работы в Восточных областях.

Я снова подчеркиваю, что это задание не менее важно, чем другие.

Для того чтобы получить по возможности всеобъемлющий обзор всей деятельности оперативных команд, я предписываю, чтобы в еженедельных отчетах обращали особое внимание на пункт «4» (число выявленных лиц, не внушающих подозрения).

О военнопленных, не внушающих подозрения, которые перед этим занимали в советско-русском хозяйстве руководящие посты, следует особо указывать на отрасль их работы и последнее место службы.

2. Еще раз указываю на то, что нужно быть очень внимательными при решении вопроса о национальной принадлежности: к украинцам, белорусам, азербайджанцам, армянам, северо-кавказцам, грузинам, к представителям тюркских народов следует подходить просто и выделять подозрительных из их среды только при наличии конкретных фактов о существовании среди них большевиков, политруков или других опасных лиц.

Обращаю внимание на то, что тюркские народы часто по внешности похожи на евреев и что обрезание еще не является достаточным для доказательства еврейского происхождения (например, магометане).

3.Понятие «интеллигент» не должно толковаться с европейской точки зрения.

Простейший, примитивнейший советско-русский неуч в своем политическом фанатизме может быть опаснее, чем, например, советско-русский инженер, который хотя и мог посещать советско-русскую высшую школу на основании своих знаний и кажущихся политических убеждений, но внутренне с большевистской системой связан не был и она была только внешней.

Как интеллигентов в этом контексте следует в первую очередь рассматривать профессиональных революционеров, писателей, редакторов, служащих Коминтерна и т.д.

4. Об окончательно выявленных подозрительных советских русских следует, как предписано это директивой от 17 июля 1941 г., сообщать нам. По получении санкции на проведение экзекуций необходимо без всякого промедления начинать приведение в исполнение предписанных мероприятий.

Следует воздерживаться, по вполне понятным причинам, от дальнейшего содержания указанных лиц в лагерях.

Наконец, еще раз указываю на то, что экзекуции ни в коем случае не должны осуществляться в лагере или в непосредственной от него близости. Само собой разумеется, что экзекуции не являются гласными. При проведении их в принципе зрителей быть не должно.

5. Я напоминаю руководителям и сотрудникам оперативных команд об их особых обязанностях, выдающихся поступках на службе и вне службы, наилучших отношениях с комендантами лагерей и о тщательной проверочной работе.

Подписал Гейдрих

Верно: канцелярская служащая Вольферт

(печать гестапо)

ЦА ФСБ России, перевод с немецкого

Органы государственной безопасности в Великой Отечественной Войне. Сботник документов. "Начало. 1 сентября - 31 декабря 1941 года." Том второй. Книга 2. Москва. "Издательство "Русь" 2000г.



Инструкция полиции безопасности и СД по подготовке агентуры, предназначенной для заброски в осажденный немецкими войсками Ленинград


6 октября 1941 г.

При внедрении агентов в Петербург необходимо соблюдать следующие требования:

1.Самая точная перепроверка агента при помощи допросов, по возможности отдавать предпочтение также и свидетельству о поведении.

2.Агент должен иметь родственников в оккупированной области, по возможности в этом же пункте, которые при необходимости могли бы служить заложниками (родители, жена, дети).

3.Кроме мужчин необходимо попытаться посылать женщин, по возможности молодых, но после самой тщательной перепроверки.

4.Агент должен хорошо знать местность.

5.Нужно, чтобы агент не имел возможности проводить наблюдения за артиллерийскими укрепленными позициями, полевыми аэродромами, штабами и т.д., находящимися на немецкой стороне.

6.Необходимо менять места перехода.

7.Необходимо устанавливать точный срок возвращения агента.

8.Срок и место перехода туда и обратно должны быть сообщены соответствующему командиру вооруженных сил.

9.Необходимо договориться о знаке, по которому агент поставит о себе в известность немецкий пост при своем возвращении.

10.Агента нужно снабдить точными практическими заданиями, которые он должен неоднократно повторить устно. Его нужно направить в определенную часть города, которую он хорошо знал еще раньше.

11.Если агента можно считать заслуживающим доверия, то его по воэможности нужно снабдить адресом одного из доверенных лиц в Петербурге, у которого он может остановиться на квартире (смотря по обстоятельствам, сна6дить его собственноручно написанным кратким приветом и рекомендациями от военнопленного - уроженца Петербурга - к его жене, родителям и т.д.)

12. Агент должен позаботиться о том, чтобы найти в Петербурге человека, который бы и после его возвращения собирал разведывательный материал.

13.0 возвращении агента необходимо подробно оповестить штаб группы.

ЦА ФСБ России, перевод с немецкого

Осенью 1941 г. на Ленинградском направлении действовали 3 абверкоманды, 11 абвергрупп, разведотдел 1Ц штаба группы армий «Север», оперативная группа и 7 особых комманд полиции безопасности и СД, диверсионный полк «Бранденбург-800» (позднее переформированный в дивизию) и другие фашистские разведывательные и карательные органы.


Органы государственной безопасности в Великой Отечественной Войне. Сботник документов. "Начало. 1 сентября - 31 декабря 1941 года." Том второй. Книга 2. Москва. "Издательство "Русь" 2000г.

 Отправлено: 21.03.07 14:24. Заголовок: Re:

Лето 1944 года. Начинается большое наступление советских войск. Решающая летняя операция - Белорусская. Войска 1-го Прибалтийского, 1-го, 2-го и 3-го Белорусских фронтов 22-23 июня начинают наступление на Витебск, Могилев, Бобруйск. 3 июля освобожден Минск, советские войска продвигаются на Ригу, Вильнюс, Варшаву и во второй половине июля занимают большую часть территории Литвы. К 20-м числам августа Красная Армия, продвинувшись на 500-600 км, переходит к обороне на рубежах западнее Елгавы, Добеле, Шауляя, на Висле.И все это время, помимо планирования собственно наступательных операций, советское командование собирало разведывательные данные и о положении на оккупированных немцами территориях, о настроениях населения, национальных вооруженных формированиях.



Нарком внутренних дел Берия - в Государственный Комитет Обороны Сталину, Совнарком СССР Молотову, ЦК ВКП(б) Маленкову, 28 июля 1944.


НКВД Латвийской ССР сообщает следующие данные о положении в Латвии, полученные от оперативной группы, а также на основании показаний военнопленных латышского легиона "СС", донесений партизан и других источников.

Как Латвийская ССР, так и остальные советские республики Прибалтики, были объявлены немцами собственностью Германии и включены в состав Восточных областей - "Остланд".

В Прибалтике учрежден рейхскомиссариат с резиденцией в Риге во главе с рейхскомиссаром Лозе (немец).

В начале 1943 года в Латвии был создан "Департамент внутреннего самоуправления" во главе с генеральным директором бывшим генералом латвийской армии Данкерс Оскаром, через которого Лозе осуществляет мероприятия и политику немецких оккупационных властей.

Положение населения.

Крестьянам запрещено продавать на сторону сельскохозяйственную продукцию. Они должны полностью сдавать ее немецким оккупационным властям для нужд армии и немецкого тыла.

Помимо натуральных поборов введены большие денежные налоги на землю, скот и птицу. В некоторых волостях с апреля с.г. начали требовать выполнения поставок мяса в счет 1945 года. Уклоняющиеся от сдачи немцам сельскохозяйственной продукции подвергаются заключению в концлагеря или отправляются на каторжные работы в Германию с конфискацией имущества.

В Латвии находятся в обращении как немецкие марки (рейхсмарки и остмарки), так и советские денежные знаки. Одна немецкая марка оценивается в 10 рублей.

Воинские формирования

... В феврале 1943 года немецкое командование приступило к формированию Латвийского национального легиона "СС". В начале легион формировался на добровольных началах, но уже в ноябре 1943 года немцы объявили первую мобилизацию граждан ...

Наряду с этим в марте с.г. немцы начали закрывать в Латвии учебные заведения и направлять учащихся старше 17 лет в войсковые формирования.

Проводимая немцами мобилизация проходит с большими трудностями. В ряде волостей значительный процент призывников на призывные пункты не является.

К январю с.г. были сформированы 1, 2, 3, 4 и 5 полки Латвийского легиона "СС", из которых 1 и 2 полк в феврале с.г. в районе Новгород-Старая Русса были разбиты нашими частями, а остатки их были направлены в Латвию на переформирование. Остальные три полка вошли в состав 15 Латвийской дивизии "СС", которая в марте с.г. была направлена на фронт в районе Остров-Опочка ...

Политические организации

Военно-фашистская организация "Айзсарги" - объединена в боевые вооруженные группы и является вспомогательной вооруженной силой полиции.

Латвийская молодежная организация "Латвияс яунатнес организация" создана немцами в 1942 году по типу гитлеровской молодежной организации.

Организация имеет свои ячейки во всех учебных заведениях, учреждения, на предприятиях и почти во всех волостях Латвии.

Нелегальная организация латвийских националистов, ставящая своей задачей борьбу против немецких оккупантов и советской власти за создание "Свободной Латвии". Этой организацией в округе Видземе издаются три нелегальные газеты. Помимо газет, националистами периодически распространяются листовки за подписью "Представитель национального правительства" с призывом к населению саботировать мероприятия немецких оккупантов в Латвии, не сдавать сельскохозяйственных продуктов немцам и не вступать в Латвийский легион "СС".

На основании документальных данных и показаний военнопленных, НКВД Латвийской ССР взято на учет агентов немецкой разведки, предателей и изменников Родине, находящихся на оккупированной территории Латвии, - 1895 человек.

Из докладной записки Берии в Государственный Комитет Обороны Сталину, Совнарком СССР Молотову, ЦК ВКП(б) Маленкову, Генштаб Антонову, 3 августа 1944.

НКВД СССР докладывает об итогах операции по разоружению солдат и офицеров "Польской Армии Краевой" и о проводимых в Литовской ССР оперативно-чекистских мероприятиях.

По данным полков и соединений 3-го Белорусского фронта, принимавших участие в операции, всего разоружено 7924 солдата и офицера.

Из этого количества 4400 солдат и офицеров отконвоировано на сборные пункты, 2500 солдат распущено по домам командирами частей и конвоем.

Кроме этого, на участке 1-го Прибалтийского фронта разоружено 400 польских солдат...

В течение нескольких дней представитель армии Берлинга завербовал на сборном пункте 440 солдат. Офицерский состав отказывается идти в армию Берлинга, заявляя, что на это нет приказа от высшего командования.

Была попытка забросить в лагерь листовки, изданные подпольной польской организацией. В листовках указывалось, что поляков предательски и обманным путем разоружили, что в армию Берлинга идти не следует, что за разоружение поляков ответят перед Лондоном и т.д. Листовки изъяты.

Из докладной записки Берии от 3 августа 1944.

До войны в г. Вильно насчитывалось 320.000 жителей. В период оккупации около 30.000 разъехались по деревням и вывезены немцами в Германию. Кроме того, по данным местных жителей, немцами было арестовано и расстреляно свыше 40.000 евреев и других граждан.

В настоящее время в г. Вильно и пригороде проживает до 200.000 человек. Абсолютное большинство жителей - поляки. Установлено, что литовцы ушли с немцами при отступлении, боясь репрессий со стороны советской власти и поляков за то, что они активно помогали немцам в период оккупации.

Между поляками и литовцами существуют враждебные отношения. Это объясняется тем, что в период оккупации немцами Литвы, литовцы занимали все ответственные административные посты как в городе, так и в деревне, и плохо относились к полякам.

Кроме того, по заданию немцев, литовский генерал Плеховичус организовал из литовцев дивизию для проведения карательных мероприятий против поляков и партизан. Эта дивизия жестоко расправлялась с населением.

Население г. Вильно положительно реагирует на освобождение города от немецких оккупантов и выражает удовлетворение тем, что служба в костелах будет вестись не на литовском, а на польском языке, а также выражает надежду, что Вильно будет входить в состав Западной Украины или Белоруссии, но только не Литвы.

По непроверенных агентурным данным, в Трокайском уезде собирают подписи у населения, чтобы послать письмо товарищу Сталину с просьбой о присоединении Виленской области к Западной Белоруссии...

Во всех освобожденных уездах местная администрация, состоявшая исключительно из литовцев, сбежала. Полицию и карательные органы немцы оставляли на месте, организовывали из них отряды самообороны и предлагали им защищать свой город. Так, например, города Трокай и Поневеж защищали отряды самообороны. После того как Красная Армия входила в город, эти отряды скрывались в лесах.

Организованы оперативные мероприятия по поимке членов отрядов самообороны.

Во всех уездах осталось большое количество русских людей, угнанных немцами в феврале с.г. Так, например, в Поневежском уезде оказалось более 2.000 человек, угнанных немцами из Ленинградской области вместе со скотом и сельхозинвентарем...

С 14 по 20 июля НКВД-НКГБ Литовской ССР арестовано 516 человек, в том числе: шпионов - 52, активных пособников немецких оккупантов - 91, руководящих работников административных органов немецких оккупационных властей - 302, участников подпольных антисоветских националистических организаций - 36 и уголовного элемента - 35.

Кроме того, органами и войсками НКВД выявлено и захвачено в плен 570 немецких солдат и офицеров, пытавшихся пробраться на Запад.

При боевых столкновениях с отдельными группами немцев убито 785 солдат.


Из докладной записки Берии от 3 августа 1944.

С 27 июля с.г. приказом Военного Совета 3-го Белорусского фронта на территории Литовской ССР проводится мобилизация в Красную Армию.

Военкоматы проводят призыв без объявления приказом и рассылки повесток, а посылают нарочных со списком, предлагая призываемым явиться на сборный пункт.

Среди призывного контингента появились провокационные слухи, что мобилизации нет, а призванные будут сосланы в Сибирь.

В связи с этим мобилизация проходит неудовлетворительно, особенно среди литовцев.

Так, в Виленском уезде с 26 по 31 июля мобилизации подлежало 5.000 человек, на призывные пункты явилось 1.700, а на станцию для погрузки всего 950 человек.

В некоторых уездах этим обстоятельством воспользовались литовские фашисты "таутинники" и начали организовывать банды из числа литовцев, уклонившихся от призыва. Так, в Поневежском уезде появились две бандгруппы, вооруженные винтовками и пулеметами, численностью до 50 человек каждая.

Имеют место факты обстрела "таутинниками" воинских колонн, двигающихся по шоссе...

Со стороны военнослужащих имели место случаи грабежа и бесчинства. Население жалуется, что красноармейцы отбирают у жителей продукты, скот, вещи, режут скот на мясо. В Трокайском уезде красноармейцы ограбили костел.

 Отправлено: 21.03.07 14:53. Заголовок: Re:

Вот такая еще история времен Великой Отечественной войны.

В марте 1942 года в Москве был арестованы известные футболисты Николай, Петр и Андрей Старостины. Чуть позже были арестованы спартаковцы Евгений Архангельский, Станислав Леут, а также мужья сестер Старостиных - Петр Попов и Павел Тикстон. Позже очередь дошла и до Александра Старостина - офицера Красной армии. Их обвиняли в подготовке покушения на И.В.Сталина во время парада на Красной площади в 1937 году, в хищении вагона с мануфактурой, в пропаганде буржуазного спорта, в пораженческих разговорах. В ноябре 1943 года Военная коллегия Верховного суда приговорила братьев Старостиных к 10 годам ИТЛ. Предлагаемые Вашему вниманию документы рассказывают о попытке матери и одного из братьев-спортсменов добиться их отправки в действующую армию.

В ходатайствах использованы сокращения: ВКП (б) - Всесоюзная коммунистическая партия (большевиков) и НКВД - народный комиссариат внутренних дел.

"Генеральному секретарю Всесоюзной Коммунистической партии большевиков Иосифу Виссарионовичу Сталину.

От осужденного Старостина Александра Петровича, 1903 г. рождения, бывш. члена ВКП (б), депутата Советского района г. Москвы, заслуженного мастера спорта СССР, майора Красной Армии, орденоносца, содержащегося Коми АССР, ст. Печора, п/я 274/1.

Ходатайство о помиловании.

Приговором Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР от октября 1943 года я по ст.58-10 ч.II УК РСФСР осужден к десяти годам лишения свободы с поражением в правах на 3 года.

Военной Коллегией я признан виновным в том, что в октябре 1941 года в г. Москве на квартире у своего брата Николая Петровича присутствовал при разговоре брата с товарищами, который носил пораженческий характер.

Ввиду угрозы занятия г. Москвы немецко-фашистским войсками, разговор шел об эвакуации. Были предложения не эвакуироваться. Я категорически против этого возражал и, не согласившись с этим, ушел от брата. Однако, со своей стороны не сделал достаточных попыток разубедить брата и товарищей и убедить их в необходимости немедленной эвакуации.

Спустя три месяца мой брат был арестован. В апреле месяце 1942 года я ушел в Красную Армию, а 29 октября 1942 года меня арестовали по этому же делу, что и брата.

Уже тот факт, что я был арестован на 9 месяцев позднее брата указывает на то, что моя вина в этом деле была не главная. Я виноват в том, что, будучи партийцем и честным советским патриотом, умолчал об этом разговоре и не довел его до сведения соответствующих организаций.

Находясь в заключении около двух лет, я особенно остро чувствую несоразмерность и тяжесть наложенного на меня наказания. Вся моя прошлая трудовая жизнь исключает полностью всякую мысль об измене моей родной стране и партии. Сегодня, когда моя родина ведет ожесточенные бои против немецко-фашистских захватчиков, я, как командир Красной Армии, прошу Вас, Иосиф Виссарионович, предоставить мне величайшее счастье и честь искупить вину кровью, с оружием в руках на поле брани.

Прошу пересмотреть мое дело и направить меня в ряды Красной Армии.

Александр Старостин.
24 января 1944 г."

"Москва, Кремль
Иосифу Виссарионовичу Сталину

От Старостиной Александры Степановны, прож. в г. Москве по Ново-Рязанской ул., д.7/31, кв.43, тел. Е-1-81-47

Дорогой Иосиф Виссарионович, мои четыре сына, бывшие орденоносцы и заслуженные мастера спорта, футболисты и спортсмены, братья Старостины: Николай, Александр, Андрей и Петр были арестованы органами НКВД 21 марта 1942 г., а 18/X-42 г. приговором Военной Коллегии Верховного Суда СССР осуждены по ст.58-10 УК к 10-ти годам лишения свободы каждый.

Я, старая мать, слезно прошу Вас оказать милость моим сыновьям и разрешить им сражаться на фронте против проклятых фашистов. Знаю я, что они или геройскими поступками на фронте с немецкими захватчиками искупят свою вину или отдадут свою жизнь за отчизну, перед которой так провинились.

В течение 25-ти лет, т.е. с малого возраста до зрелых дней, они были ведущими спортсменами Советского Союза. Десятки раз защищали честь Советского спорта за границей, являясь поочередно капитанами сборной команды футболистов Советского Союза. Все они являются командирами запаса, а сын Александр окончил Высшие Артиллерийские курсы "Выстрел". Физически они вполне подготовлены для зачисления в ряды Красной Армии, а их полное раскаивание и всемерное стремление искупить свою вину сделают из них бойцов, способных на героические подвиги на фронте.

Умоляю Вас, дорогой Иосиф Виссарионович, откликнуться на просьбу моих сыновей и их старой матери и дать мне спокойно умереть, зная, что родина доверила моим сыновьям право с оружием в руках бороться против ненавистных захватчиков под Вашим мудрым руководством.

12 марта 1944 г.
Старостина".

Сталин направил прошение Александры Степановны Старостиной Л.П.Берия, который предпочел, чтобы нелюбимые им братья-футболисты остались в лагерях.

 Отправлено: 19.05.07 17:45. Заголовок: Re:

В. В. Юшкевич, УФСБ РФ по Новгородской области


УЧАСТИЕ ОРГАНОВ ГОСБЕЗОПАСНОСТИ В ПОДГОТОВКЕ И ПРОВЕДЕНИИ ОТКРЫТЫХ СУДЕБНЫХ ПРОЦЕССОВ НАД НАЦИСТСКИМИ ВОЕННЫМИ ПРЕСТУПНИКАМИ


В конце Великой Отечественной войны и в первые послевоенные годы органами государственной безопасности и Главным управлением по делам военнопленных и интернированных (ГУПВИ) МВД СССР была проведена масштабная работа по выявлению среди военнопленных лиц, запятнавших себя зверствами и злодеяниями по отношению к советским гражданам на оккупированной территории. При этом к концу 1947 года сложилась практика (закрепленная соответствующим распоряжением МВД СССР, Министерства юстиции СССР и Прокуратуры СССР № 739/18/15/311сс от 24 ноября 1947 года) по организации закрытых судебных заседаний по месту содержания преступников без участия сторон и с заключением в исправительно-трудовые лагеря сроком на 25 лет.

Единственным исключением явились две волны открытых процессов над нацистскими преступниками, которые прошли в конце 1945 – начале 1946 годов и в конце 1947 года. На первых семи таких процессах, которые состоялись по решению ЦК ВКП(б) в городах Брянске, Смоленске, Ленинграде, Великих Луках, Минске, Риге, Николаеве, к смертной казни через повешение было приговорено 84 военных преступника1.

Следующие девять процессов в Сталино, Севастополе, Бобруйске, Чернигове, Полтаве, Витебске, Новгороде, Кишиневе и Гомеле, состоявшиеся по постановлению Совета Министров от 10 сентября 1947 года, решали судьбу еще 137 человек.

Очевидно, что Новгород в этом списке оказался далеко не случайно. За длительное время оккупации – с августа 1941 года по январь 1944 года – город, а вместе с ним и уникальные памятники истории и архитектуры были сравнены с землей, из фондов Новгородского музея вывезены и безвозвратно утрачены тысячи экземпляров икон, старинных рукописей и книг, жители нещадно эксплуатировались, физически уничтожались, а оставшиеся в живых осенью 1943 года были насильно перемещены за линию «Пантера» (Латвия). Вероятно, именно эти факты легли в основу решения о месте проведения судебного процесса над бывшими немецкими военнослужащими, совершившими преступления на территории Новгородской, Великолукской, Псковской, Ленинградской и Полоцкой областей. Реализовать подобную крупномасштабную акцию на месте было поручено объединенной оперативно-следственной группе (далее ОСГ) МВД и МГБ СССР.

В совместной директиве заместителя министра внутренних дел СССР В. С. Рясного и заместителя министра государственной безопасности СССР С. И. Огольцова от 4 октября 1947 года, отправленной в новгородские управления МВД и МГБ, предлагалось использовать все возможности управлений и «в первую очередь по комплектованию следственной группы квалифицированными следователями, переводчиками, машинистками и стенографистками и выделению необходимого количества камер в тюрьмах и арестантских помещений для содержания обвиняемых»2.

При этом директива требовала закончить следствие по делу к 28 ноября, с тем чтобы начать процесс 10 декабря 1947 года. Для этой цели предлагалось вести одновременный допрос всех свидетелей и обвиняемых, выделив на каждого обвиняемого по следователю, а также командировать в районы спецгруппы оперативных работников для выявления и допроса свидетелей и потерпевших из числа советских граждан. Отдельно оговаривалась необходимость «проверить всех местных адвокатов, которые будут выделены для защиты обвиняемых на процессе, не допуская на процесс нежелательных лиц»3.

Особое место уделялось пропагандистскому аспекту – через партийно-советское руководство области предлагалось обеспечивать освещение судебного процесса в местной прессе, а также выявлять реакцию местного населения на процесс и информировать об этом МВД и МГБ СССР.

Времени для выполнения всех требований отводилось чрезвычайно мало. Между тем перед исполнителями стояла масса организационных, технических, оперативно-розыскных и следственных проблем. Так, в своей докладной записке от 15 октября на имя заместителя министра госбезопасности начальник ОСГ полковник Майоров указывал на то, что «полный разворот следствия тормозит отсутствие переводчиков и следователей. Из УМВД Калининской области вместо трех следователей и трех переводчиков прибыл только один переводчик. Из УМВД Московской области вместо трех следователей и двух переводчиков прибыли один переводчик и один следователь, второй прибывший оперативный работник... следственной работы не знает»4.

Были и откровенные ошибки – на месте выяснилось, что доставленный в качестве обвиняемого из УМВД по Тамбовской области Карл Фишер не являлся тем лицом, которого изобличал другой обвиняемый Иозеф Руппрехт. Однако в Боровичском лагере для военнопленных (Новгородская область) был выявлен майор Генрих Фишер, который на допросе признался, что вместе с Руппрехтом принимал участие в уничтожении населенных пунктов под видом борьбы с партизанами. Именно он в результате и был привлечен в качестве обвиняемого.

Важное место ОСГ уделяла сбору доказательной базы. Первоначально следователи просили центр исключить из списков обвиняемых бывшего зондерфюрера, переводчика комендатуры г. Острова Александра Карла Лантревица, в отношении которого, по их мнению, не представлялось возможности собрать достаточных для обвинения данных. Однако, не получив подтверждения из центра, члены ОСГ вынуждены были приступить к немедленному сбору доказательств. В конечном итоге в обвинительном заключении Лантревицу вменялось в вину участие в казнях советских граждан (в том числе Героя Советского Союза Клавдии Назаровой) и угоне в Германию мирного населения.

Благодаря активной следственной и оперативно-розыскной работе (все обвиняемые были изолированы друг от друга и обеспечены внутрикамерной агентурой)5 число обвиняемых росло. На 15 октября 1947 года их значилось 13, однако среди доставленных свидетелей из числа немецких военнопленных были изобличены другие активные участники зверств и злодеяний. Таким образом, вскоре общий список обвиняемых достиг девятнадцати человек.

Учитывая открытый характер процесса, особое внимание уделялось физическому состоянию военнопленных и проверке их жалоб. При личном ознакомлении 14 октября с обвиняемыми и свидетелями констатировалось, что физическое состояние последних удовлетворительное, жалоб на условия содержания не поступило.

Вместе с тем Вернер Финдайзен, уже будучи в Новгородской тюрьме, при вызове на допрос сделал словесное заявление о своей невиновности и отказался от ранее данных им показаний. Свой отказ он мотивировал тем, что к нему в МВД Татарской АССР якобы применялись недозволенные методы следствия, в результате чего он дал на себя вымышленные показания. Аналогичное заявление он сделал и в условиях внутрикамерной разработки: «Если меня будут судить, то на суде откажусь от своих показаний, а когда вновь будут допрашивать, я подпишу любые показания». Учитывая такое поведение Финдайзена, члены ОСГ уделили особое внимание перепроверке всех его показаний и их документации с выездом следователя на место совершения зверств и злодеяний6.

Наряду с Финдайзеном заявление о якобы имевших место избиениях на допросах в лагерном отделении № 22 города Риги сделал обвиняемый Фриц Хаббе. Для выяснения обстоятельств в Ригу был направлен запрос с просьбой взять у указанного следователя объяснение по существу заявления Хаббе и срочно выслать в Новгород7.

Больше всего проблем следствию доставил один из наиболее одиозных фигурантов, бывший командир 38-го армейского корпуса, генерал артиллерии Курт Герцог. На протяжении всего следствия он не признавал себя виновным ни по одному пункту предъявляемых обвинений. Однако его преступная деятельность была изобличена и документально засвидетельствована показаниями военнопленных немцев, советских граждан и актами Чрезвычайной государственной комиссии. Дополнительно, для доказательства его вины как руководителя 291-й пехотной дивизии, участвовавшей в намеренном разрушении Петродворца, а также блокаде, бомбардировках и артобстрелах Ленинграда, были сделаны соответствующие запросы в Управление контрразведки МГБ Ленинградского военного округа и УМГБ Ленинградской области. В итоге список предъявленных Курту Герцогу обвинений только по Новгородской области оказался более чем внушителен. Среди наиболее вопиющих приказов, отданных Герцогом, значились демонтаж и подготовка к отправке в качестве презента немецкому бургомистру города Инстербург памятника «Тысячелетие России», снятие и переплавка на сувенирные пепельницы, тарелки и пр. золотого покрытия куполов Софийского собора и Георгиевского собора Юрьева монастыря, организация расстрелов 3 700 советских граждан около деревень Жестяная Горка и Черная Батецкого района.

В отличие от Герцога шесть других обвиняемых – Карл Зассе, Карл Винтер, Петер Доблер, Фридрих Мюнх, Вилли Моль и Фриц Хаббе – полностью признали свою вину. Все они принимали непосредственное участие в истязаниях и физическом уничтожении мирного населения. В частности, Ф. Хаббе показал: «В конце 1942 года жандарм Кайрат в Ашевском районе арестовал одну семью, состоявшую из 4-х человек: отец, мать, их сын и дочь, семья эта обвинялась в связях с партизанами. Всех 4-х арестованных я избил при допросе ремнем и впоследствии, по приказу майора Еншова, расстрелял их за пос. Бежаницы»8. Обвиняемый В. Моль признавался: «…Операция по сожжению населенных пунктов и расстрелу мирного населения проводилась нами в течение четырех дней, при этом за этот период мы полностью сожгли до 12 населенных пунктов и расстреляли примерно 150 человек»9. Подобные показания дали и другие обвиняемые.

Остальные – Иозеф Руппрехт, Вернер Финдайзен, Ганс Хаунспергер, Иозеф Геринг, Генрих Фишер, Макс Бройер, Альберт Франкенштайн, Иоганн Кайрат, Ганс Преслер, Пауль Вильродт, Александр Лантревиц и Бенно Мейер – признали свою вину частично. При этом тактика защиты строилась ими вполне прогнозируемо. Но под тяжестью улик (следствие умело использовало среди прочего свидетельства самих обвиняемых друг против друга) они признали свое непосредственное участие в карательных операциях, поджогах и расстрелах, угоне населения в Прибалтику и Германию, однако всякий раз неизменно говорили о себе как о «технических лицах», выполнявших приказы вышестоящего командования.

Процесс начался 7 декабря 1947 года и проходил в здании городского театра. На нем присутствовали делегации Ленинградской, Псковской и Великолукской областей, журналисты и фотокорреспонденты газеты «Новгородская правда», жители послевоенного Новгорода. В фойе театра была размещена фотовыставка о злодеяниях, совершенных немецкими войсками на оккупированной территории. Для выявления недочетов в организации процесса и реагирования на него населения часть агентурного аппарата УМГБ была снабжена пропусками в зал заседания10.

Ход судебных заседаний подробнейше освещался областной газетой «Новгородская правда». В общей сложности с 7 по 21 декабря 1947 года вышло десять объемных статей с репортажами, комментариями и даже карикатурами на подсудимых. Очевидно, что пропагандистский эффект от них, усиленный соответствующей стилистической подачей того времени («этот плюгавый молодчик, воспитанный на гитлеровских бреднях», «баварец с массивными челюстями гориллы», «озверевшие фашистские выкормыши»), был чрезвычайно высок, а учитывая, что в условиях послевоенного Новгорода это был чуть ли не единственный информационный канал, степень его влияния возрастала многократно.

Однако, пожалуй, самое большое впечатление оказывали на читателей газеты свидетельства присутствовавших в зале судебного заседания очевидцев, чудом выживших в период карательных операций гитлеровцев. Например, при обвинении бывшего коменданта полевой комендатуры № 607 генерал-майора И. Руппрехта и служивших под его началом Фишера, Доблера, Винтера, Геринга и других свидетельница Е. И. Беляева показала: «4-го января 1944 года к нам в деревню Горушка пришел карательный отряд немцев. Нас собрали всех и погнали к речке… Со мной были четыре моих дочки – Антонина 14 лет, Анна 12 лет, Нина 9 лет и Лелечка 5 лет. В доме остались бабушка 90 лет и брат. Дети не хотели идти, плакали, одна моя девочка мне говорит: “Мамочка, они нас расстреляют”. Она стала плакать и говорить: “Как не хочется умирать”. Дошли до моста, там была горка. Нас стали загонять туда и окружать как скот. Мы видели, что что-то готовится страшное.

Начали кричать, тогда немцы стали стрелять по нам из пулеметов и автоматов. Я прижала к себе детей и бросилась на землю. 14 и 12-летние мои две девочки были убиты. Пятилетняя девочка была у меня под грудью, а 9-летняя подальше. Когда немцы стреляли, то трупы стали падать на нас, 9-летняя девочка спрашивала меня, ранена я или нет, в этот момент был перерыв в стрельбе и, хотя меня ранило в бок, я ей ответила – “Нет, Ниночка, не ранило”. Она же мне отвечает – “Мамочка, и я еще нет”. Тогда в нас стали бросать гранаты. Сразу девочек убили, а меня еще раз ранили в голову. Сколько времени я лежала – не помню, оглянулась – вижу стали немцы наносить солому и закидывать ею трупы. Солома загорелась, я хотела вынести трупики всех моих девочек, но не могла этого сделать и поползла через трупы. Одежда на мне и платок на голове загорелись. Когда я спустилась через мостик к ручейку, в меня стали опять стрелять, но не попали. Я спустилась ползком ближе к берегу. Смотрю – там 25 трупов и среди них маленькая двухлетняя девочка кричит – “Мама, мне холодно, хочу домой”. Мать ее здесь же лежала убитой. Взять ее была я не в силах, так как истекала кровью. Потом меня подобрали племянницы. Бабушка наша и мой брат тоже были расстреляны. Всего в этот день было расстреляно 220–250 женщин, стариков и детей”. Подобные свидетельства, с привязкой к конкретным фамилиям, датам и местам совершенных преступлений, звучали в отношении каждого обвиняемого.

Всего на процессе выступило более 30 свидетелей из Великолукской, Псковской и Новгородской областей. Судя по материалам «Новгородской правды» и спецсообщениям УМГБ по Новгородской области? в центр и местный обком ВКП(б) их показания не раз сопровождались возгласами негодования из зала. Впрочем, подобная реакция иной раз вызывалась отдельными репликами обвиняемых. Так, на вопрос прокурора, заданный Иоганну Кайрату, сколько советских людей было расстреляно при его участии, последовал ответ: «Примерно 30 штук»11.

Обстановка накалялась тем, что многие подсудимые были лично известны присутствующим. Например, представитель Солецкого района Аношкина А. В. в ходе процесса заметила: «Руппрехта теперь и узнать очень трудно. Раньше он был неприступен. Если он, бывало, едет на машине, то на дороге никто не попадайся. Сейчас на суде старается скрыть свои преступления и уклоняется от прямых ответов»12.

Выполняя распоряжение руководства, УМГБ подробно информировало центр о настроениях населения в ходе заседаний и, в частности, отмечало, что подавляющее большинство положительно реагирует на процесс, выражая удовлетворение деятельностью органов советской власти, сумевших разыскать преступников среди массы военнопленных. В ходе заседания высказывались сожаления по поводу отмены в СССР смертной казни, а требования справедливого возмездия имели разброс от линчевания и повешения до 25-ти лет каторжных работ, «чтобы они почувствовали все те издевательства и испытания, какие мы перенесли у них в плену»13.

Вместе с тем особый исследовательский интерес представляют выявленные мнения отрицательного характера. Первая подобная группа сводила свои мысли к тому, что подсудимые лишь честно выполняли приказы, которые им давались командованием германской армии. Например, уборщица театра К. заявила: «Все же суд несправедлив. За что их судят? Ведь они выполняли приказ Гитлера. Наши тоже слушали (назвала имя одного из руководителей партии и правительства), сжигали города и расстреливали немцев»14. Как разновидность высказывались суждения о том, что «нужно судить наших предателей, а не этих немцев… немцы очень справедливые. Без доноса и следствия никого не расстреляют» или «…когда я проживал на оккупированной немцами территории в Шимском районе, то был свидетелем того, что немцы к местному населению относились лучше, чем наши русские старосты»15.

Другая группа лиц высказывала сомнение в дееспособности совет-ской судебной системы. Так, новгородская домохозяйка И. в перерыве суда заявила: «Немцев судят, а они сидят и посмеиваются над нашими заседателями, т. к. знают, что им за это ничего не будет. Существующие у нас законы писаны не для них, а наши только создают видимость, что карают. Все равно их потом придется освободить из под стражи и отпустить к себе на родину». Еще одна группа скептиков выражала недоверие представленным доказательствам, особенно материалам, которые касались уничтожения памятников культуры. Так, сотрудник Шимского райфо В., осматривая выставку злодеяний немецких военных преступников, сказал: «В этих фотоснимках много преувеличили и приписали немцам. Здесь много разрушено и нашими войсками»16. Отдельные присутствовавшие выражали недоверие даже свидетелям, которые «на суде говорят не по своей воле, а их заставляют насильно говорить и врать на немцев»17.

Однако, подобные высказывания носили единичный характер. В целом идеологам и организаторам серии рассматриваемых процессов удалось всколыхнуть общественное мнение и еще более сплотить население вокруг идеи патриотизма.

18 декабря 1947 года председательствующий военного трибунала Ленинградского военного округа генерал-майор юстиции Исаенков зачитал приговор, по которому все подсудимые признавались виновными в совершении преступлений, предусмотренных статьей 1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 года и, руководствуясь Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 мая 1947 года «Об отмене смертной казни» и ст. 319 и 320 УПК РСФСР, приговоривались к заключению в исправительно-трудовой лагерь на 25 лет каждый.

Таким образом, можно констатировать, что все поставленные перед ОСГ задачи были успешно решены: добыта необходимая доказательная база по всем нацистским преступникам, не оставляющая сомнений в их виновности; процесс проведен по запланированному графику и точно в срок; получен необходимый положительный пропагандистский эффект как внутри страны, так и за рубежом, говорящий о неотвратимости наказания за преступления против человечества и о справедливости советской судебной системы.

Вместе с тем возникает вопрос – почему проведение подобных открытых процессов было свернуто? Очевидно, что, во-первых, они требовали гораздо больших организационных и материальных затрат (смета Новгородского процесса по которому прошло 19 человек составила 55 тысяч рублей)18. Во-вторых, открытые процессы требовали качественно иных подходов к сбору доказательной базы и соответствующего профессионализма со стороны оперативно-следственных бригад. И, наконец, в третьих, система сталинского правосудия всегда имела гораздо большее тяготение именно к закрытому характеру своей деятельности.

1Военнопленные в СССР. 1939–1956: Документы и материалы. М., 2000. С. 919.

2 АУФСБНО. Ф. 9. Оп. 4. Д. 7. Л. 63.

3 Там же. Л. 64.

4 Там же. Л. 162.

5 Там же. Л. 186

6 Там же. Ф. 7. Д. 34. Л. 23.

7 Там же. Л. 18–19.

8 Там же. Д. 35. Л. 76.

9 Там же. Л. 84.

10 Там же. Ф. 9. Оп. 4. Д. 7. Л. 201.

11 Новгородская правда. 1947. 9, 12, 21 декабря.

12 АУФСБРФНО. Ф. 9. Оп. 2. Д. 12. Л. 29.

13 Там же. Л. 32.

14 Там же. Л. 30.

15 Там же. Л. 27, 33–34.

16 Там же. Л. 27.

17 Там же. Л. 36.

18 Там же. Оп. 4. Д. 7. Л. 158.

 Отправлено: 19.05.07 17:46. Заголовок: Re:

Б.А.Старков Доктор исторических наук, профессор. Санкт-Петербургский государственный университет экономики и финансов


БОРЬБА С КОРРУПЦИЕЙ И ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ 1940-х годов


Послевоенный период занимает особое место в отечественной истории. Война подвела своеобразный итог развитию советского общества, начинался новый период. Ушли в прошлое тяжелейшие социальные потрясения времен Гражданской войны с белым и красным террором, новой экономической политики, с попыткой возрождения новой буржуазии города и деревни, годы форсированной индустриализации и сплошной коллективизации, создавшие мощную современную промышленность и разрушившие вековой уклад сельского хозяйства ценой невероятных страданий миллионов тружеников деревни. Времена героического романтического большевизма безвозвратно уходили. Это заметно ощущалось в обществе, и это хорошо понимало политическое руководство страны. Во второй половине 1930-х годов в СССР произошла смена руководящей политической элиты. Место старых большевиков (в своем большинстве профессиональных политиков и журналистов-публицистов) на руководящих постах в партийном и советском аппарате заняли профессионалы-исполнители (главным образом инженеры и хозяйственники).

Смена политической элиты настоятельно потребовала в послевоенный период перестроить отношения общества и власти. В 1946 году были предприняты попытки разработать проекты новой Программы ВКП(б) и Конституции СССР. Однако их обсуждение ограничилось узким кругом лиц высшего политического руководства страны. В марте 1946 года наркоматы были переименованы в министерства. Это была не простая смена вывески, а отражение перемен, произошедших в политической организации общества и власти. Выступая 14 марта 1946 года по этому вопросу на Пленуме ЦК ВКП(б), И. В. Сталин сказал: «Народный комиссар или вообще комиссар – отражает период неустоявшегося строя, период Гражданской войны, период революционной ломки и прочее, и прочее. Этот период прошел»1.

Серьезным препятствием на пути этих процессов в послевоенное время стал рост уголовного бандитизма в повседневной жизни общества, коррупция и мародерство в высших эшелонах власти. Эти девиантные явления явились целым комплексом как социально-экономических последствий Великой Отечественной войны, так и внутренней политики властей всех уровней. Уже во второй половине 1945 года резко возросло число жалоб со стороны трудящихся на действия работников суда, прокуратуры и милиции. Документы свидетельствуют, что местное руководство постоянно информировалось об этом. Однако реакция со стороны ответственных работников была не адекватной. Номенклатура уже почувствовала вкус к красивой жизни и без особой опаски выставляла свои материальные завоевания, достигнутые служебным положением. Сделки, взяточничество, коррупция, протекционизм и мародерство стали утверждаться между некоторыми из ее представителей. Поэтому, не получив ответа на свои жалобы, граждане обращались за помощью в органы государственной безопасности и в Москву.

Примером этого является агентурно-оперативная разработка «Скорпионы», проводившаяся УМГБ Ленинградской области в 1946–1947 годах. Суть ее такова. После снятия блокады жителям Ленинграда были предоставлены некоторые льготы: повышение нормы выдачи продуктов по карточкам, разнообразие их ассортимента, завоз в город дефицитных тогда промышленных товаров. Порядок въезда в город и прописка строго регламентировались большим количеством нужных и ненужных документов. Однако очень скоро стало заметно, что город наводнился никогда не проживавшими в нем людьми, а коренные ленинградцы получали отказы в прописке. Проверка 21 821 дома в 1946 году подтвердила, что 10 тысяч горожан проживало вообще без прописки. Многие из них имели солидное уголовное прошлое2. Криминальная обстановка в городе была сложной и имела тенденцию к ухудшению. Преступный мир пополнялся демобилизованными солдатами и офицерами, инвалидами войны, пособниками оккупантов, жуликами и аферистами, неизвестно какими путями оказавшимися в городе. Преступность принимала организованный характер.

В течение 1945–1946 годов на имя первого секретаря Ленинградского обкома партии А. А. Кузнецова, сменившего на этом посту А. А. Жданова, неоднократно поступали заявления о неблагополучном положении в деле борьбы с преступностью в городе. По его указанию расследованием занялись сотрудники УМГБ, однако вскоре Кузнецов был переведен в Москву на должность секретаря ЦК ВКП(б) и стал членом Оргбюро ЦК. К этому времени было установлено, что в городе действует преступная группа во главе с аферистом Карнаковым и должностными лицами из городской прокуратуры, суда, адвокатуры, ВТЭК, горжилотдела, ОБХСС, управления Ленинградской городской милиции, паспортного отдела, военных учреждений ЛенВО и др. До войны Карнаков проживал в Ленинграде под фамилиями Березин, Балаканов и Шер. В ряде уголовных дел он упоминался как «один из районных прокуроров» или «зам. директора облбюро по распределению рабочей силы». В 1941 году Карнаков эвакуировался в Свердловск, где в 1943 году был арестован за «антисоветскую деятельность» и приговорен (по ст. 58 п. 10 ч. 2) к восьми годам ИТЛ, однако через полгода его освободили и в мае 1944 года он возвратился в Ленинград. Агентурно-оперативными мероприятиями было установлено, что, выдавая себя за ответственного советского работника, путем взяток и подкупа должностных лиц и фабрикации фиктивных документов он организовал преступную группу из представителей правоохранительных органов и ряда государственных учреждений города3.

Сотрудники УМГБ выявили около семисот связей Карнакова и других лиц преступной группировки. К агентурно-следственной разработке, получившей название «Скорпионы», были подключены лучшие оперативники, наружное наблюдение, спецтехника. Одновременно было принято решение не вести обмен информацией по этому делу с управлением милиции, прокуратурой города, штабом ЛенВО, обкомом ВКП(б) и Ленгорисполкомом4. Случай в практике оперативной работы ленинградских чекистов беспрецедентный. Однако, как показали дальнейшие события, такая тактика оказалась вполне обоснованной. Первые оперативные данные свидетельствовали, что преступники опирались на большую группу коррупционеров из высокопоставленных чиновников, способных расправиться с любым человеком, обнаружившим их преступную деятельность. Многие из фигурантов были вооружены, а некоторые завели себе личную охрану. Сотрудники госбезопасности установили схему взаимодействия членов группы, явки, пароли, условные знаки, методы работы. Любопытная деталь. Следствие установило, что ни в одной из государственных организаций, в том числе правоохранительных, куда обращался Карнаков, ни разу не навели о нем справки, не уточнили сведения о его личности.

Коррупционеры оказывали платные «услуги» по незаконной прописке, досрочному освобождению из мест заключения, предоставлению жилой площади, демобилизации из рядов Советской Армии, выдаче медицинских заключений об инвалидности и т. д. Они устраивали «сбор дани» с директоров промышленных предприятий, магазинов, баз, складов. При этом часть «дани» была в натуральном выражении в виде отрезов материи, промышленных, винно-водочных и табачных изделий, наборов дефицитных продуктов питания. В ходе следствия было установлено, что ряд работников прокуратуры и УМВД создавали фиктивные следственные дела с целью вымогательства. Всего по делу проходило 316 человек, в том числе 59 работников милиции, 47 – прокуратуры, суда и адвокатуры, 10 – горздравотдела и собеса, 7 – жилсистемы, 8 военнослужащих и 185 прочих (работники торговли, снабжения, баз, столовых, различных артелей и хозяйственники)5.

8 февраля 1946 года информация о ходе операции «Скорпионы» была доложена А. А. Кузнецову. Однако реакции из Смольного не последовало. На первый взгляд, это было странно. Однако посмотрим с другой стороны. По документам на 1946 год, двухэтажный особняк для семьи секретаря ЦК и члена Оргбюро, именуемый как «объект Каменный остров», скромностью не отличался. Он включал более двадцати комнат без учета различных подсобных помещений. В доме находились ковры, редкой работы хрустальные люстры, мебель, картины, радиоприемники, дорогая посуда.

Тогда же следствие установило возможные связи коррумпированных чиновников с первыми лицами города6. Однако начальник Ленинградского управления госбезопасности генерал-лейтенант Петр Николаевич Кубаткин не дал дальнейшего хода в расследовании по этому направлению. Документы свидетельствуют о том, что к этому времени высшее руководство НКВД было информировано о его связях с коррупционерами. Осенью 1945 года он получил в подарок от некого Битермана, впоследствии арестованного по делу «Скорпионы», трофейный автомобиль7. Очевидно поэтому Кубаткин, получивший летом 1946 года новое назначение на пост начальника Первого главного управления МГБ СССР, уже 19 ноября был снят с занимаемой должности и назначен начальником Горьковского управления МГБ.

Новым начальником Ленинградского управления МГБ был назначен Дмитрий Гаврилович Родионов, занимавший до этого пост заместителя начальника 2-го управления МГБ СССР. Именно он довел оперативную разработку «Скорпионы» до конца и заложил фактографическую основу будущего «Ленинградского дела». За три года пребывания в Ленинграде Родионов направил около трехсот конфиденциальных спецсообщений министру госбезопасности В. С. Абакумову и, часто бывая в Москве, докладывал лично Сталину «обо всем происходящем в Ленинграде», в том числе и о связях партийно-советских руководителей Капустина, Попкова, Кузнецова и других с коррумпированными чиновниками. Его информация свидетельствовала, что местное руководство встало на путь очковтирательства и полностью игнорирует оперативную информацию органов госбезопасности о положении дел в городе, связанную с перебоями в снабжении населения продовольствием и промтоварами, о фактах превышения отдельными чиновниками своих служебных полномочий. По его представлению только за 1946 год из органов милиции было уволено 1 775 человек8.

Дело было самым обширным по числу участников за 1930–1940-е годы. Оно явилось для Москвы показателем истинного положения и установившегося стиля руководства на местах. Одновременно это был сигнал для более тщательного анализа и проверки деятельности руководящих партийных и советских органов в регионе. Энергичное вмешательство организованной преступности в хозяйственно-экономическую сферу, ее сближение с партийно-государственной верхушкой свидетельствовали о слабости руководства, некомпетентности и постоянном очковтирательстве, которое становилось нормой жизни партийного и советского бюрократического аппарата.

В условиях обострившейся борьбы за власть в политическом руководстве страны именно эти факты сыграли решающую роль в фабрикации «Ленинградского дела». Авторитет ленинградского руководства, бесспорно заслуженный в суровые годы блокады, служил своеобразной индульгенцией от обвинений в коррупции и уголовных преступлениях, но он не гарантировал от политических обвинений по проверенной 58-й статье УК.

Примерно в это же время по указанию Сталина центральный аппарат органов государственной безопасности провел оперативную проверку положения дел в Советской военной администрации в Германии. Уже летом 1945 года немецкие коммунисты доверительно информировали его о бесчинствах мародеров в генеральских и маршальских погонах. Для расследования этих фактов в Берлин был командирован В. С. Абакумов. Во время этой командировки произошел конфликт Абакумова и Жукова. В зарубежной и отечественной историографии утвердилось мнение о преднамеренной дискредитации маршала Жукова руководством органов госбезопасности в угоду Сталину и в карьерных целях. Однако документы свидетельствуют, что у так называемого «дела Жукова» была реальная основа, а именно – мародерство. С этим во многом связаны все послевоенные служебные перемещения маршала и аресты его ближайшего окружения.

По указанию Сталина 5 января 1948 года на квартире Жукова в Москве, а в ночь с 9 на 10 января на его даче в поселке Рублево были произведены негласные обыски. Результаты оказались ошеломляющими. Даже видавшие виды сотрудники центрального аппарата МГБ заявляли, что «дача Жукова представляет собой, по существу, антикварный магазин или музей, обвешанный внутри дорогостоящими картинами, причем их так много, что 4 картины висят даже на кухне». Имущество, изъятое при обыске, было передано в государственный фонд и составило 14 описей. Жуковым было присвоено до 70 ценных предметов (кулоны и кольца с драгоценными камнями, часы, серьги с бриллиантами, браслеты, броши), до 740 предметов столового серебра и серебряной посуды и, сверх того, еще до 30 килограммов различных серебряных изделий, до 50 дорогостоящих ковров и гобеленов, более 60 картин большой художественной ценности, 3 700 метров тканей, 320 шкурок ценных мехов и т. д.9.

По обвинению в мародерстве были арестованы генералы Н. С. Власик, К. Ф. Телегин, В. В. Крюков, жена последнего артистка Лидия Русланова, а также большая группа старших офицеров СВАГ. Все они пользовались заслуженным авторитетом в армии и в народе и представить их в роли простых мародеров общественному мнению было трудно. Поэтому была использована 58-я статья, тем более что был компрометирующий материал в виде записей подслушанных разговоров. Но обвинение по указанной статье впоследствии сыграло определяющую роль в их реабилитации и придании им статуса безвинно пострадавших.

Эти процессы свидетельствовали о том, что новая политическая элита не могла быть надежной опорой существующего режима. Она не завоевывала эту власть в ходе политической борьбы, а получала ее сверху и использовала в виде своеобразного «кормления» за службу. К этому времени государственная власть уже полностью персонифицировалась и отождествлялась не с советами или коллективным партийным руководством, а с личностью Сталина. Режим личной власти Сталина в партии и государстве, утвердившийся в СССР к середине 1930-х годов, в послевоенное время увенчался культом его личности. Это вело в свою очередь к подрыву теоретических основ существующего режима, размыванию государственной марксистско-ленинской идеологии, усилению догматизма, начетничества и, как следствие, к слабой эффективности идеологической работы.

Важнейшей опорой режима продолжали оставаться органы государственной безопасности. Они не только обеспечивали безопасность страны, но и в значительной степени компенсировали слабость новой политической элиты. Сконцентрировав в своих руках широкие властные полномочия, они нередко подменяли партийный, советский и хозяйственный аппарат в решении многих вопросов. Руководители территориальных органов госбезопасности зачастую информировали политическое руководство страны об истинном положении в регионе, минуя местные органы власти. В свою очередь, это вызывало у представителей новой политической элиты реакцию «боязни и отторжения» и являлось важной составляющей формирования негативного отношения к их деятельности. Все это, в конечном счете, закладывало основы будущего системного кризиса, завершившегося уже в 1990-е годы распадом СССР и ликвидацией советской государственности.

1 Исторический архив. 1997. № 5–6. С. 217–219.

2 Иванов В. А. «Скорпионы»: коррупция в послевоенном Ленинграде // Политический сыск в России: история и современность. СПб., 1997. С. 244.

3 Там же. С. 249.

4 АУФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Д. 67–1947. Л. 209.

5 Там же. Д. 60–1946. Л. 107–115.

6 Там же. Л. 145.

7 Материалы служебного расследования находятся в личном деле П. Н. Кубаткина.

8 Иванов В. А. «Скорпионы»: коррупция в послевоенном Ленинграде. С. 244.

9 См. подробно: Военные архивы России. М.,1993. С. 184–195, 241–246; Маршал Жуков: Документы. М., 2001. С. 22–23.

 Отправлено: 19.05.07 17:48. Заголовок: Re:

В. Ф. Некрасов, доктор исторических наук, профессор, генерал-майор. Объединенная редакция МВД РФ

УЧАСТИЕ ОРГАНОВ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ И ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ В РЕАЛИЗАЦИИ ЯДЕРНЫХ ПРОГРАММ СССР

В предыдущем выпуске «Исторических чтений на Лубянке» была рассмотрена работа НКВД, органов государственной безопасности по реализации Ядерных программ до 1945 года включительно1. Основная деятельность в этом направлении развертывалась в последующие годы.

В начале 1946 года в штаты НИИ и лабораторий, участвующих в разработке Ядерных программ, в целях оказания им повседневной помощи, организации режима и охраны вводятся должности уполномоченных СНК СССР, на которые были назначены генералы и офицеры МВД и МГБ СССР.

У истоков атомной промышленности был и Главпромстрой НКВД СССР во главе с А. Н. Комаровским и его подчиненными П. К. Георгиевским, Ф. А. Гвоздевским, Н. Н. Волгиным, В. В. Киреевым и др. Этот главк был ответственным за строительство основных предприятий атомной отрасли. Его деятельностью руководили непосредственно министр С. Н. Круглов, заместитель министра В. В. Чернышев, занимавшийся делами ГУЛАГа.

Строительные организации НКВД – МВД принимали участие в реконструкции завода № 12 в г. Электростали Московской области. На этом заводе было организовано первое в стране производство чистого металлического урана и изготовление из него изделий (урановых блоков), загружавшихся в промышленный реактор для наработки плутония. Подобные предприятия с участием МВД создавались в Новосибирске, Красноярске, Днепродзержинске, Глазове, а также в Казахстане и Эстонии. Эти производства обеспечивали, в частности, работу комбинатов № 813 (Свердловск-44) и № 817 (Челябинск-40).

Тем не менее к 1945 году добыча урановых руд в СССР была недостаточной, новых месторождений оказалось немного, и они содержали очень мало урана. В связи с этим в конце 1945 года договор, предусматривающий поставку добываемой руды на советские предприятия, был заключен с Чехословакией, а в 1946 – с ГДР, на территории которой впоследствии было создано советско-немецкое акционерное общество «Висмут» по добыче урановой руды и поставке ее в СССР.

В 1945–1946 годах были приняты основные организационные и научно-технические решения по получению урана-235 и плутония-239 для ядерной бомбы. Распоряжением правительства от 23 марта 1946 года Главпромстрою НКВД СССР было поручено строительство первых очередей завода № 813 (получение урана-235) и завода № 817 (получение плутония-239). О масштабе строительных работ, осуществлявшихся Главпромстроем, свидетельствуют суммы средств, выделенных только в I квартале 1946 года: комбинату № 817 для строительства промышленного ядерного реактора – 10 млн. руб.; ЛИПАН (Лаборатория № 2) – 7 млн. руб.; комбинату № 813 для строительства газодиффузионного завода – 5 млн. руб.

Строительство комбината № 813 велось в небольшом поселке Верх-Нейвинске, расположенном вблизи Свердловска. Начиналось оно фактически на пустом месте. Нужно было не только строить завод, но и создавать инфраструктуру. Строительными работами руководило управление строительством № 865 НКВД (начальник генерал-майор Н. П. Бойков), созданное в декабре 1945 года. Строителей, несмотря на суровую уральскую зиму, приходилось размещать в бараках. Каждому работающему определялась норма выработки, за ее перевыполнение полагалось поощрение. Так, заключенным (их численность превышала 7 тысяч человек), перевыполнившим норму на 51 процент, день пребывания в лагере засчитывался за три. Это существенно убыстряло ход строительных работ, несмотря на почти полное отсутствие техники (страна только вышла из войны, поэтому машины и техническое оборудование стали поступать на стройку в основном в 1948–1949 годах).

В сентябре 1949 года для оценки состояния завода и принятия срочных мер по его вводу в нормальную эксплуатацию на пусковой объект специальным поездом прибыли заместитель председателя Совета Министров СССР Л. П. Берия, начальник Первого главного управления при СМ СССР Б. Л. Ванников, академик А. М. Петросьянц и др. Три вагона этого поезда были отцеплены и установлены на железнодорожных путях недалеко от здания дирекции завода. В один из вагонов поочередно вызывались руководители стройки, представители службы эксплуатации завода, ведущие сотрудники научных и технических подразделений, с которыми проводились совещания и велись персональные беседы. Л. П. Берия принял решение о серьезном укреплении не только научного, но и административного руководства объектом. В результате директор завода А. Л. Кизима был снят с должности как несправившийся, А. И. Чурин стал директором, а М. П. Родионов – главным инженером завода.

Несмотря на принятые меры более 75-процентного обогащения по изотопу уран-235 на комбинате № 813 получать не удавалось. Между тем для второго экземпляра ядерной бомбы нужен был уран с 94-процентным обогащением. На помощь пришел завод № 418 (Свердловск-45), где под научным руководством Л. А. Арцимовича с участием сил МВД сооружалась электромагнитная установка для получения методом электромагнитного разделения изотопов урана и его обогащения ураном-235. Масса этой установки составляла 6 тысяч тонн, причем вся она приходилась непосредственно на электромагнит, что поражало всех причастных к проекту. Основное оборудование было изготовлено на ленинградском заводе «Электросила». Уран с 75-процентным обогащением, полученный в 1948 году на заводе № 813, после передачи на дообогащение на завод № 418 был доведен до полной кондиции, т. е. выше 90-процентного обогащения. Именно этот уран был использован для производства второй советской атомной бомбы, испытанной в 1951 году.

Исключительно сложными и многоплановыми были строительство и монтаж оборудования комбината № 817, осуществлявшиеся под руководством строительного и монтажного управления ПГУ, которое возглавлял А. Н. Комаровский. Его заместитель П. К. Георгиевский был постоянным куратором строительства комбината. Начальником строительства с 1947 года был М. М. Царевский. Десятки заводов и институтов страны изготовляли оборудование, многочисленные приборы и системы дистанционного контроля, создавали самые различные коррозионно-стойкие материалы. Комбинат и город Челябинск-40 возводили гражданские и военные строители, а также заключенные. Руководителями строительных и монтажных работ, как правило, были вольнонаемные инженеры и офицеры, служившие в МВД. На строительстве комбината и города в 1948 году работало 45 тысяч человек. В Челябинск-40 вместе с И. В. Курчатовым приезжал министр внутренних дел С. Н. Круглов, чтобы определить место для сооружения наиболее режимного завода по производству высокоочистного металлического плутония. Решено было строить завод недалеко от г. Кыштыма.

Другим важным объектом, в сооружении которого принимало участие МВД, был Арзамас-16 (КБ-11). Официальное решение о базировании КБ-11 на территории г. Сарова Горьковской области было принято 13 апреля 1946 года комиссией, образованной Специальным комитетом при ПГУ в следующем составе: Б. Л. Ванников, И. В. Курчатов, А. П. Завенягин, П. М. Зернов и Ю. Б. Харитон. На основании этого решения в ПГУ был подготовлен проект постановления СМ СССР, которым предписывалось возложить проведение всех строительных работ по созданию ядерного объекта на Главпромстрой МВД СССР. Основные сооружения ядерного объекта намечалось вводить в действие в две очереди. Для решения задач по строительству КБ-11 была создана специальная организация в рамках Главпромстроя МВД – строительное управление № 880 МВД СССР, начальником которого был назначен подполковник А. С. Пономарев. 25 апреля 1946 года на станцию Шатки, где была создана перевалочная база, прибыла первая большая группа работников МВД. В нее входили А. С. Пономарев, его заместитель И. С. Голов и другие сотрудники МВД, возглавлявшие различные функциональные службы на стройке – транспорт, связь, снабжение и т. п. 21 июня 1946 года СМ СССР принял постановление о строительстве научно-исследовательской базы для реализации Уранового проекта КБ-11, в соответствии с которым первая очередь объекта должна была войти в строй уже к 1 октября 1946 года, а вторая – к 1 мая следующего года. Начальный объем капитальных вложений предусматривался в сумме 30 млн. руб.

В 1947–1949 годах МВД СССР принимало участие в сооружении полигонов для ядерных испытаний (Семипалатинский, Тоцкий, Капустин Яр). Семипалатинский полигон, например, представлял собой крупный комплекс зданий и сложных технических объектов, включавших автомобильные и железные дороги, метро, системы связи, подземные сооружения и др.

В 1949 году в СССР была испытана первая атомная бомба, в 1951 – вторая, в 1953 – термоядерная бомба. Большая группа сотрудников и военнослужащих МВД СССР, участвовавших в реализации этих программ, была удостоена государственных наград. Героями Социлистического Труда стали С. П. Александров, В. А. Барабанов, Л. П. Берия, А. П. Завенягин, П. К. Георгиевский, А. Н. Комаровский, М. М. Мальцев, В. А. Сапрыкин, М. М. Царевский, В. А. Цареградский. С развитием серийного производства ядерного оружия СССР превращался в ведущую ядерную державу мира.

В 1953 году ПГУ было передано в Министерство среднего машиностроения СССР (ныне Минатом РФ). Влияние МВД на развитие ядерной отрасли стало уменьшаться. Однако оно продолжало участвовать в формировании прочной базы добычи урана, строительстве Киргизского горнорудного комбината, Лермонтовского рудоуправления (1950), Забайкальского горнообогатительного комбината (1958), Навоинского горнохимического комбината (1958). При этом 20–27 процентов объема всех работ выполнялось осужденными. Получали дальнейшее развитие мощности, связанные с изготовлением ядерного оружия. Был введен в эксплуатацию комбинат № 820 в Ангарске, реконструирован плутониевый комбинат № 817 в Челябинске-40 (1960). Уникальными стройками были испытательный полигон «Северный» на Новой Земле (1954), подземный плутониевый комбинат под Красноярском (1958). Новыми объектами строительства стали хранилища для радиоактивных отходов, а также сооружения для их захоронения, хранилища для ядерных изделий, энергетического плутония, которые можно было бы использовать в будущем. Потребовалось участие строителей в программе уничтожения ядерных зарядов.

Велико было также экономическое и политическое значение сооружаемых атомных электростанций. За ходом строительства Обнинской АЭС, его обеспечением всем необходимым осуществлял личный контроль И. В. Сталин. Многие строительные объекты были уникальны: строительство Билибинской АЭС осуществлялось в условиях вечной мерзлоты, Армянской – повышенной сейсмичности. Обеспечивалось двухцелевое назначение первых реакторов – выработка электроэнергии и наработка оружейного плутония (Сибирская АЭС).

Увеличивалось градообразующее значение объектов атомной промышленности. В связи с повышенной секретностью градообразующих предприятий многие города строились как «закрытые», получившие в последующем официальное название – закрытые административно-территориальные образования (ЗАТО). Такими городами стали Железногорск (Красноярск-26), Заречный (Пенза-19), Зеленогорск (Красноярск-45), Лесной (Свердловск-45), Новоуральск (Свердловск-44), Озерск (Челябинск-40), Саров (Арзамас-16), Снеженск (Челябинск-70), Северск (Томск-7), Трехгорный (Златоуст-36). Городами – детищами ядерной отрасли стали также Новосибирский академгородок, Дубна, Навои, Обнинск, Протвино, Снечкус, Сосновый Бор, Славутич, Шевченко и др. В «закрытых» городах обеспечивался сравнительно высокий уровень социальных благ и создавались комфортные условия обитания населения (как поощрение работников за их труд на оборону страны, а также компенсация за некоторые ограничения в образе жизни).

В последующие годы усилия КГБ и МВД сосредоточивались главным образом на обеспечении режима и охраны важных государственных объектов, мест испытаний ядерного и термоядерного оружия, сопровождения перевозимых специальных грузов, на предупреждении возможных диверсий против них.

20 апреля 1946 года постановлением СМ СССР задачи охраны и обороны объектов ядерной науки, промышленности, предприятий по разработке средств доставки ядерных боеприпасов были поручены внутренним войскам МВД СССР во взаимодействии со спецмилицией, с силами Министерства обороны и органов государственной безопасности. Для решения этих задач были выделены специальные части внутренних войск (современное название – соединения и воинские части по охране важных государственных объектов и специальных грузов) во главе с управлением специальных частей Главного управления внутренних войск МВД СССР (ныне его преемник – управление по охране важных государственных объектов, специальных воинских грузов Главного командования внутренних войск МВД РФ). В 1947–1953 годах эти части входили в состав МГБ СССР, а затем были снова возвращены в МВД СССР. Военнослужащие этих частей наряду с охраной объектов по месту их дислокации, сопровождением грузов принимали непосредственное участие в испытаниях ядерного оружия на Новой Земле, в Казахстане. Ныне этими соединениями и частями охраняются около 200 объектов ядерно-энергетического и военно-промышленного комплексов. Некоторые части стали орденоносными, многие в различные годы объявлялись отличными.

По линии органов внутренних дел обслуживание таких производств и территорий осуществляет Главное управление внутренних дел на режимных объектах МВД РФ.

По мере развития ядерной энергетики военнослужащие внутренних войск и сотрудники спецмилиции включались в охрану и оборону АЭС. В 1954 году они приняли под охрану первую в мире АЭС в г. Обнинске.

Многие сотрудники и военнослужащие МВД активно участвовали в ликвидации последствий аварии на комбинате «Маяк» (Челябинск-40) в 1957 году и Чернобыльской катастрофы в 1986 году.

Таким образом, сотрудники КГБ (ФСБ) и МВД, военнослужащие и контингент, охраняемый силами НКВД – МВД, внесли существенный вклад в создание ракетно-ядерного щита и ядерной энергетики отечества.

1 См.: Некрасов В. Ф. НКВД, органы государственной безопасности и Ядерные программы // Исторические чтения на Лубянке. 2000 год. Отечественные спецслужбы накануне и в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. М.; Великий Новгород, 2001. С. 134–141.

 Отправлено: 19.05.07 17:52. Заголовок: Re:

Г.В.КОСТЫРЧЕНКО, кандидат исторических наук. Институт российской истории РАН


СТАЛИН И ИСТОРИЯ «СИОНИСТСКОГО ЗАГОВОРА» В СИЛОВЫХ СТРУКТУРАХ


Эта история началась с завязки, которая пришлась на середину 1951 года. 11 июля появилось постановление политбюро «О неблагополучном положении в Министерстве государственной безопасности СССР». В нем тогдашний руководитель этого ведомства В. С. Абакумов был обвинен в «замазывании» дела профессора-консультанта Лечебно-санитарного управления Кремля Я. Г. Этингера и в сокрытии «террористических замыслов» взятых под стражу членов еврейской молодежной организации «Союз борьбы за дело революции». Наряду с прочим это было квалифицировано как «обман партии», за что Абакумов был снят со своего поста и уже на следующий день препровожден в так называемую Особую тюрьму ЦК, располагавшуюся в автономном блоке следственного изолятора «Матросская тишина», где содержался под кодовым номером «15».

Такую суровость Сталина в отношении приближенного к нему высокопоставленного чиновника, которому он вроде бы раньше полностью доверял, можно объяснить двояко. Или вождь просто не очень-то церемонился с руководителями своих спецслужб, видя в них лишь живые инструменты государственного насилия в собственных руках, и потому безжалостно расправлялся с ними всякий раз, когда они по тем или иным причинам переставали его устраивать. Или совершенные Абакумовым проступки он действительно воспринял как чрезвычайно серьезные. Этот последний момент, скорее всего, и был главным в падении очередного шефа госбезопасности, притом что действия Сталина мотивировались и той и другой причинами, вместе взятыми. В противном случае Сталин, следуя излюбленной методе постепенно затягивать петлю на шее очередной жертвы, поступил бы с Абакумовым примерно так, как в свое время с Ягодой или Ежовым, которые, как известно, очутились за решеткой отнюдь не сразу после их отлучения от НКВД. Именно то, что Абакумов, как было сказано в постановлении от 11 июля 1951 года, «помешал ЦК выявить безусловно законспирированную группу врачей, выполняющих задания иностранных агентов по террористической деятельности против руководителей партии и правительства», было воспринято Сталиным как угроза, требовавшая немедленного и жесткого реагирования. К чрезвычайному решению Сталина подтолкнуло, видимо, и то, что в ходе предварительного служебного разбирательства Абакумов, что называется, проявил характер, и, как было потом сказано, не выразил «никаких признаков готовности раскаяться в совершенных им преступлениях»1.

Почему же он первоначально упорствовал и не вымолил у вождя прощения, хотя тогда и более видные сановники из сталинского окружения уже при первых признаках недовольства ими вождя стремились как можно быстрее продемонстрировать готовность «разоружиться перед партией». Чтобы ответить на этот вопрос, следует обратиться к биографии Абакумова. Возглавляя в годы войны ГУКР «Смерш», этот человек сформировался как самостоятельный руководитель, ибо в условиях боевой обстановки поневоле должен был принимать инициативные решения, беря тем самым немалую ответственность на себя. Потом с наступлением мирной жизни обстоятельства изменились и куда важней стало угодить, чем честно служить, но Абакумов, как видно, не смог перестроиться. Очевидно, этот выходец из социальных низов, сын истопника и прачки, несмотря на грубый цинизм, присущий тогдашним номенклатурным нравам, не утратил окончательно человеческого достоинства и здравого смысла при принятии решений, за что, собственно, и поплатился.

А между тем еще с конца 1947 года он имел возможность наглядно убедиться в том, что так боготворимый им Сталин все больше действует вопреки этому здравому смыслу. Тогда тот, получив от Абакумова выбитые из одного из взятых под стражу знакомых Михоэлса показания о том, что этот еврейский артист завербован американскими спецслужбами, распорядился немедленно его ликвидировать, инсценировав случайный наезд на него автомобиля. А спустя год, после разгона Еврейского антифашистского комитета, начались массовые аресты деятелей еврейской культуры, а сама эта культура, будучи признанной питательной средой сионизма, была запрещена2. Одновременно началась пропагандистская атака на космополитов. Нагнетая истерию по поводу происков «пятой колонны» сионизма в СССР, Сталин настойчиво требовал от Абакумова пресечения ее подрывной деятельности, и тот вынужден был разоблачать мифические заговоры, чтобы подтвердить справедливость опасений «прозорливого» вождя. Так возникло «дело ЗИС», по которому в конце 1950 года было расстреляно 13 так называемых еврейских националистов. В том же году, 21 июня, Сталин подписал секретное постановление политбюро об устранении «крупных кадровых ошибок», вскрытых в ходе расследования «дела ЗИС». В соответствии с этим постановлением все министерства и ведомства обязывались ежегодно представлять в ЦК отчеты о работе с кадрами со статистикой в национальном разрезе. И поскольку впоследствии в этих отчетах евреи значительно опережали другие национальности по цифровым показателям в графе «уволенные» и находились практически на нулевой отметке в графе «принятые на работу», можно заключить, что антиеврейская чистка, проводившаяся тогда повсеместно в управленческих структурах, получила посредством упомянутого постановления своего рода завуалированную легитимизацию3.

Следует отметить, что МГБ в целом и Абакумов в частности внесли немалый вклад в эту чистку. Под грифом «Особая папка» в РГАСПИ хранится множество записок министра, сигнализировавших о «засоренности кадров» в различных учреждениях, организациях и на предприятиях4. Но с конца того же 1950 года Абакумов, осознавая, с каким пристальным, или точнее, патологическим вниманием Сталин отслеживает направляемую ему информацию о происках сионистов, тем не менее, стал на свой страх и риск так докладывать Сталину, чтобы не только не распалять терзавшую того юдофобию, но и по возможности заглушить ее. Осознавал ли в полной мере Абакумов, что, поступая таким образом, он играет с огнем? Трудно сказать, хотя, конечно, не мог не догадываться о последствиях такой опасной игры. Но то, что он рискованно «подставляется», отлично понимали некоторые его недоброжелатели, в первую очередь Г. М. Маленков и Л. П. Берия, которые только и ждали удобного случая, чтобы расквитаться за старые обиды. Такой шанс они обрели, инспирировав разоблачительное письмо мало кому известного подполковника следственной части по особо важным делам МГБ СССР М. Д. Рюмина, человека недалекого, но амбициозного и склонного к тому же к авантюрам и мистификациям. Благодаря стараниям Маленкова, заявление Рюмина в ЦК от 2 июля 1951 года о том, что порученное ему дело «врача-террориста» Этингера Абакумов «злонамеренно заглушил», попало к Сталину. Реакция того, как и ожидали устроители данной провокации, была быстрой. Уже 4 июля вышло постановление политбюро, поручавшее комиссии, в которую вошли Маленков (председатель), Берия, а также М. Ф. Шкирятов и С. Д. Игнатьев, проверить в течение трех-четырех дней сообщенные Рюминым факты и доложить свои предложения5. С этого момента судьба Абакумова была предрешена, его ранее описанный арест стал делом времени. Вместе с ним за решеткой очутилось все руководство следственной части МГБ по особо важным делам – А. Г. Леонов, М. Т. Лихачев, В. И. Комаров, Л. Л. Шварцман, а также возглавлявшие секретариат бывшего министра И. А. Чернев и Я. М. Броверман.

Тем временем опьяненный от столь неожиданно нисшедшего на него благоволения кремлевских верхов, Рюмин, стремясь закрепить свой успех, предпринял еще большую мистификацию. Его буйной фантазией была рождена схема якобы сколоченного империалистическими разведками широко разветвленного внутреннего заговора еврейских буржуазных националистов, нацеленного на захват государственной власти в стране. По легенде Рюмина, одна группа заговорщиков, состоявшая из представителей еврейской национально-культурной элиты (в основном верхушка ЕАК), нацеливалась западными спецслужбами на инфильтрацию в высшее советское руководство, укрепление там своего влияния посредством родственных и приятельских связей и сбор интересующей Запад закрытой информации, в том числе и лично о Сталине. Вторая ветвь заговора – это спаянные корпоративной солидарностью и тесно связанные с «сионистами из ЕАК» кремлевские врачи, чьими руками те же западные спецслужбы намеревались физически устранить советских политических лидеров и военачальников. Но самые опасные враги режима, по тому, как представил дело Рюмин, «окопались» в силовых структурах. При этом прилагался список ряда высокопоставленных работников МГБ и Прокуратуры СССР из «евреев по крови и по духу», в котором под последними подразумевались чиновники, женатые на еврейках. Именно эти заговорщики в погонах будто бы координировали и прикрывали деятельность своих сообщников из первой и второй групп и в конечном итоге должны были захватить верховную власть в стране и установить диктатуру Абакумова. Для наглядности и правдоподобия к этому грубо сработанному провокационному опусу прилагалась красочная схема, на которой графически были обозначены конкретные фигуранты заговора, их функции и связи6. На все это творчество у Рюмина ушло три месяца.

К концу октября 1951 года ему к тому же удалось заполучить и «документальное» подтверждение своей версии. Это были признательные показания арестованного 13 июля 1951 года полковника Шварцмана, который в свое время сфабриковал обвинения и подвел под расстрел журналиста М. Е. Кольцова, режиссера В. Э. Мейерхольда, писателя И. Э. Бабеля, руководителя комсомола А. В. Косарева и многих других. Не случайно очень скоро в официальных документах ЦК расследование «сионистского заговора» в МГБ стало именоваться «делом Абакумова – Шварцмана»7.

Шварцман поведал Рюмину, что еще с конца войны являлся убежденным еврейским националистом, а позднее сколотил и возглавил группу из ему подобных в МГБ. Единомышленниками он назвал начальника отдела 2-го Главного управления С. Г. Павловского (через него Шварцман якобы был связан с английской разведкой), заместителя начальника того же главка Л. Ф. Райхмана и заместителя начальника Бюро № 1 Н. И. Эйтингона (через них Шварцмана будто бы завербовали американцы), заместителя начальника секретариата Бровермана, заместителя начальника отдела «К» (контрразведка) 1-го Главного управления А. Я. Свердлова, заместителя начальника того же управления М. И. Белкина, руководящих сотрудников отдела «Д» (документация) В. М. Блиндермана и А. М. Палкина и других. Все они были немедленно арестованы. Из Белкина, который до марта 1950 года был начальником контрразведки Центральной группы войск, были выбиты показания, что по воле Абакумова на всех ключевых постах в МГБ были расставлены лица еврейской национальности8.

В это же время был взят под стражу и ряд бывших руководителей главков и управлений МГБ русского происхождения, которые считались креатурой Абакумова: Н. А. Королев, Е. П. Питовранов, Г. В. Утехин, Ф. Г. Шубняков и другие. Эти аресты, а также утверждение политбюро 19 октября 1951 года Рюмина заместителем министра, членом коллегии и начальником следственной части по особо важным делам МГБ9 свидетельствовали о том, что Сталин решил, по своему обыкновению, дать карт-бланш свежему руководству госбезопасности в лице вновь назначенного министра Игнатьева и действовавшего под присмотром последнего Рюмина, который обещал очень скоро ликвидировать раковую опухоль сионистского заговора, поразившую своими метастазами жизненно важный властный орган – чекистский вооруженный отряд партии. Пик такого высочайшего доверия пришелся на февраль 1952 года, когда расследование дела Абакумова было передано из Прокуратуры СССР в МГБ, то есть Рюмину. Но очень скоро карьерная звезда этого калифа на час стала постепенно тускнеть.

Косвенно это проявилось в некоторых кадровых перемещениях. В том же феврале 1952-го был возвращен на должность заместителя министра госбезопасности С. А. Гоглидзе, который с ноября 1951-го, когда возникло «Мингрельское дело», находился в почетной ссылке в Ташкенте, возглавляя тамошнее МГБ. Вместо него предводительствовать чекистами Узбекистана направили С. И. Огольцова, отставленного с поста первого заместителя министра госбезопасности СССР. А спустя несколько месяцев, в июне 1952 года, примерно та же участь постигла и генерала Л. Ф. Цанаву, который вынужден был сменить занимаемое им с ноября 1951 года кресло начальника Второго главного управления МГБ СССР на кабинет начальника Главной инспекции МВД СССР. Эти кадровые рокировки говорили за то, что стоявшему за ними Берии не только удалось выстоять в ходе нацеленного и против него «Мингрельского дела», но и укрепить свои позиции на кремлевском олимпе, что было отнюдь не на руку Рюмину, активно интриговавшему против «большого мингрела» вкупе с теми же Огольцовым, Цанавой и министром госбезопасности Грузии Н. М. Рухадзе, арестованным, кстати, в июле 1952 года10.

О падении политического влияния Рюмина свидетельствовало и то, что, когда в марте 1952 года он предложил упрятать за решетку 213 представителей творческой интеллигенции (И. Г. Эренбурга, В. С. Гроссмана и других), якобы изобличенных в еврейском национализме подвизавшимися на литературной ниве бывшими сотрудниками МГБ и Прокуратуры СССР М. Б. Маклярским и Л. Р. Шейниным, Сталин санкционировал аресты только нескольких человек из них. Правда, чуть позже диктатор дал добро на казнь проходивших по «делу ЕАК» четырнадцати «еврейских буржуазных националистов»11.

Но Рюмин чуть не сорвал призванный осуществить эту волю вождя судебный процесс. Пользуясь тем, что заседание Военной коллегии Верховного суда СССР, разбиравшей «дело ЕАК» проходило в клубе имени Дзержинского на Лубянке, он распорядился установить в совещательной комнате судей подслушивающие устройства, причем это было сделано непрофессионально и быстро вскрылось. Разразился скандал. Председательствовавший на суде А. А. Чепцов был так возмущен подобной циничной наглостью, что прервал процесс и дошел до Маленкова, стремясь найти управу на распоясавшегося замминистра госбезопасности12. Что касается Сталина, то он также, видимо, был недоволен «топорной» работой Рюмина, который своим рвением паче разума сделал очевидной для части номенклатурной элиты абсурдность обвинений против Лозовского и других.

Все это вкупе с информацией о пристрастии Рюмина к алкоголю, его любовных похождениях и прочим компроматом, который по различным каналам поступал в ЦК и лично Сталину, в конце концов сделали свое дело. Вождь утратил доверие к Рюмину, и падение разоблачителя Абакумова стало вопросом времени. Почувствовав угрозу, Рюмин пробовал демонстрировать перед верхами служебное рвение: в июле 1952 года направил в ЦК справку, в которой Абакумов выставлялся покровителем еврейских буржуазных националистов, 3 ноября подготовил дополнительное обвинение по делу Абакумова, которому вменил среди прочего «изменнические замыслы», «стремление к высшей власти в стране» и «сколачивание в МГБ СССР преступной группы из еврейских националистов», наконец, примерно тогда же разрешил применение «острых методов» допроса в отношении кремлевских врачей, которых стали активно арестовывать с начала ноября 1952 года.

Однако эти ухищрения были напрасными. Тайно презираемый в МГБ как инициатор кадрового погрома органов и лишившийся поддержки на Старой площади и в Кремле, Рюмин был обречен. Он позже признавал, что «к сентябрю 1952 года, несмотря на фальсификацию следствия, стало очевидным, что дело сотрудников (МГБ. – Г. К.) проваливается, так как ни от кого из арестованных, кроме Шварцмана, не удалось получить нужных нам показаний о корнях вредительства... Таким образом я стал банкротом… оказавшись жертвой собственной фальсификации»13.

Произошедшее 14 ноября увольнение Рюмина из МГБ не стало для него неожиданностью. Какое-то время он даже считал, что легко отделался (его пристроили старшим контролером в Министерство госконтроля СССР), тогда как прежде Сталин поступал значительно круче с подобными ему «маврами», сделавшими свое дело. Впрочем, долго радоваться Рюмину не пришлось: вскоре после смерти Сталина он был арестован.

Подобные маргиналы-выскочки, не укорененные в верхних номенклатурных слоях, считались там идеальными кандидатами на роль козла отпущения. Но, отдавая на заклание очередную паршивую овцу из номенклатурного стада, сильные мира сего, даже карая заведомого преступника, стремились не столько восстановить справедливость, сколько этим показным жертвоприношением списать собственные куда большие прегрешения. Так было в конце 1953 года в случае с Берией, то же произошло спустя полгода и с Рюминым. И зря некоторые исследователи пытаются переложить на последнего чуть ли не основную тяжесть вины за преступные акции эпохи позднего сталинизма, прежде всего за фабрикацию «дела врачей», главным организатором которого, безусловно, был Сталин. Он же инициировал и политику антисемитизма в нашей стране, жертвами которой стали не только мнимые сионисты из числа евреев, работавших в МГБ СССР и других силовых структурах, но, как не парадоксально, и тот же Рюмин, который под воздействием этой политики утратил всякую способность к адекватному мышлению, превратившись в махрового юдофоба, что в какой-то мере и предопределило его бесславный конец.

1 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 46. Л. 19–21.

2 Подробней см.: Костырченко Г. В. Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм. М., 2001. С. 388–394, 473–484.

3 Там же. С. 513, 622.

4 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 161. Д. 150.

5 Там же. Оп. 3. Д. 1089. Л. 85.

6 Столяров К. А. Палачи и жертвы. М. 1997. С. 178–179.

7 АПРФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 222. Л. 1.

8 Костырченко Г. В. Указ. соч. С. 460–461.

9 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 1091. Л. 54.

10 Там же. Д. 1092. Л. 95.

11 Неправедный суд. Последний сталинский расстрел: Стенограмма судебного процесса над членами Еврейского антифашистского комитета / Отв. ред. В. П. Наумов. М., 1994. С. 11.

12 Ваксберг А. И. Нераскрытые тайны. М. 1993. С. 281–292.

13 Столяров К. А. Указ. соч. С. 53, 180–182, 200, 204.

 Отправлено: 19.05.07 17:53. Заголовок: Re:

А. И. Пожаров, кандидат юридических наук, доцент. Академия ФСБ РФ

СТАЛИНСКАЯ РЕОРГАНИЗАЦИЯ МГБ СССР В ПРЕДДВЕРИИ НОВЫХ РЕПРЕССИЙ. 1951–1953 годы

История отечественных органов госбезопасности послевоенного периода претерпевает новое осмысление в современных условиях. Более тщательное изучение архивных материалов дает основание менять устоявшиеся представления о завершающем этапе правления И. В. Сталина, ломать сложившиеся стереотипы о взаимоотношениях власти и спецслужб, о роли МГБ в механизме советского государства периода наивысшего подъема в культе личности «вождя всех времен и народов».

Некоторые ученые стремятся обосновать полную преемственность политического курса сталинского и постсталинского руководства страны, анализируя лишь те факты, которые, на первый взгляд, подтверждают логическое единство партийно-государственной линии в послевоенной истории1. Такое толкование эволюции советской политической системы является достаточно упрощенным и не отражает всей полноты периодизации и исторической картины в целом. Несмотря на то, что в своей основе режим личной власти в СССР действительно остался непоколебим после смерти Сталина, в то же время было бы ошибкой утверждать, что этот режим совсем не претерпел изменений с приходом новых руководителей в партии и правительстве. Март 1953 года в этом смысле стал рубежной точкой отсчета в истории нашей страны и, по существу, положил начало новой эпохе в развитии советского государства. Этот тезис находит свое подтверждение и в истории органов госбезопасности первых послевоенных лет. Начавшиеся полвека назад изменения в советских спецслужбах свидетельствуют, с одной стороны, о преемственности в работе МГБ и возникшем позже КГБ, а с другой – о кардинальном различии между сталинской реорганизацией системы госбезопасности и преобразованиями, которые проходили в период «хрущевской оттепели».

Преобразование и чистка Министерства государственной безопасности, начатые Сталиным, вполне соответствовали его представлениям об изменившейся ситуации в стране и за рубежом, когда борьба противоборствующих систем в «холодной войне» все больше обострялась. Инициированная им перестройка МГБ продолжалась и после его смерти. Однако смысл и суть перемен, которые привнесли в органы госбезопасности новые руководители государства – Л. П. Берия, Г. М. Маленков и Н. С. Хрущев, – были другие и преследовали цели, о которых Сталин и не подозревал за полтора года до своей кончины. Новому «коллективному руководству» пришлось решать иные задачи в новой внутриполитической обстановке и, следовательно, изменять направление реорганизации в советских спецслужбах в зависимости от тех или иных факторов в ходе развернувшейся борьбы за власть. Вместе с тем нельзя отрицать тот факт, что прерванная в марте 1953 года сталинская реорганизация МГБ все же оставила свой след и нашла свое отражение в последующей эволюции системы госбезопасности. Некоторые задумки Сталина воплощались и после его смерти. Это касается, прежде всего, тенденции к сокращению кадрового и агентурного аппарата, обновлению руководящего чекистского звена за счет партийных функционеров и восстановлению так называемой «руководящей линии партии».

Характерной чертой сталинской политики являлось особое отношение лидера страны к отечественным спецслужбам, выразившееся в его пристальном внимании к работе НКВД – МГБ и постоянном контроле за деятельностью этого ведомства.

На закате своей эпохи стареющий диктатор в очередной раз попытался с помощью репрессий обновить партийный и советский кадровый аппарат, в том числе и свое ближайшее окружение. Используя опыт предвоенных лет, ужесточая внутриполитический курс, Сталин стремился дать новый импульс развитию первого социалистического государства. Органам госбезопасности в этих планах вождя отводилась ведущая и ключевая роль. Связывая перспективы своей политики со структурами МГБ, Сталин в первую очередь начал подвергать их серьезной чистке и реорганизации.

Другие силовые ведомства на данном этапе интересовали вождя в меньшей степени. Достаточно отметить тот факт, что на протяжении всех послевоенных лет им ни разу не был принят Генеральный прокурор СССР, а руководители МГБ и даже простые следователи неоднократно встречались с ним, и в последние месяцы жизни такие встречи проходили почти еженедельно2.

Преобразования в Министерстве госбезопасности начала 1950-х годов свидетельствуют о новой партийно-государственной линии, которая должна была по замыслу Сталина переориентировать на более репрессивный курс деятельность советских спецслужб. В этой связи арест министра госбезопасности СССР генерал-полковника В. С. Абакумова в июле 1951 года можно считать началом крупных кадровых перестановок, а затем и реорганизаций в МГБ СССР. Письмо Сталину от следователя следчасти по особо важным делам МГБ СССР подполковника М. Д. Рюмина о якобы имеющем место на Лубянке сокрытии данных о вражеском заговоре врачей-сионистов стало сигналом для продолжительных и глубоких перемен в отечественных спецслужбах. Последовавший за этим арест министра и еще двадцати высокопоставленных сотрудников МГБ привел к широкомасштабным проверкам и чисткам аппарата госбезопасности в центре и на местах. Июльское (1951 года) постановление ЦК ВКП(б) «О неблагополучном положении в МГБ», а затем и закрытое письмо ЦК КПСС в адрес первичных партийных организаций констатировали неудовлетворительную деятельность Министерства госбезопасности СССР по реализации внутриполитического курса сталинского руководства3. Сразу же было принято решение ЦК партии созвать в июле 1951 года совещание руководящих работников органов МГБ СССР, на котором от имени Сталина и ЦК ВКП(б) было поручено выступить второму человеку в партийно-правительственной иерархии – Маленкову.

В ситуации, когда руководители МГБ СССР оказались «вражеской группой», будущий преемник вождя призвал чекистов сплотиться вокруг коллегии МГБ СССР и руководствоваться в своей работе партийными установками, повышая руководящую роль партии: «Коллегия должна стать в МГБ сплоченным руководящим коллективом коммунистов, поставленных партией на особо доверенную работу в органы госбезопасности, коллективом, ответственным перед ЦК партии и правительством за работу МГБ». Далее Маленков обозначил политические приоритеты в деятельности органов госбезопасности. «Партийная дисциплина, – особо подчеркнул он, – должна стать на деле выше ведомственной дисциплины. Прочная повседневная связь с партийными органами, обеспечение подлинного руководства со стороны партийных органов является важнейшим условием успехов в работе органов МГБ. Это надо понять по существу и не допускать, чтобы ведомственное начало господствовало в работе того или иного органа МГБ»4.

По выражению бывшего заместителя министра госбезопасности СССР С. А. Гоглидзе, «установилось определенное представление, что чекисты потеряли доверие партии и правительства и что прежде всего товарищ Сталин считал, что большая группа работников МГБ утратила политическое чутье и что среди чекистов было много карьеристов, шкурников, бездельников…»5.

После ареста руководителей МГБ СССР в июле 1951 года Сталин стал осуществлять не только концептуальное руководство основным силовым ведомством, но и, по существу, ведать непосредственным управлением Министерства госбезопасности. Порой он даже начинал выполнять функции министра МГБ, решая за него вопросы о возбуждении следственных дел и корректируя протоколы допросов арестованных, инструктируя следователей и непосредственных руководителей отдельных подразделений. Назначенный после ареста Абакумова новый министр госбезопасности Игнатьев С. Д. вынужден был уже по ходу вникать в решение задач, поставленных Сталиным, делая все в точности, как он приказывал, и докладывая ему о выполнении. Бывший партаппаратчик, не имеющий опыта оперативной работы, Игнатьев был вызван в октябре 1951 года на дачу к Сталину в Сочи и озадачен «со всей политической остротой подойти к выявлению и разоблачению вражеской группы врачей и вскрыть ее корни», а также провести обновление кадров за счет привлечения в органы госбезопасности партийных функционеров. «Имейте в виду, – говорил Сталин Игнатьеву, – старым работникам МГБ я не очень доверяю»6.

После того, как в октябре 1951 года следователь Рюмин написал второе письмо Сталину, в котором указал на «неблагополучное» положение уже в оперативной работе МГБ, Сталин распорядился арестовать еще ряд ответственных руководящих работников Министерства госбезопасности СССР, в их числе генерал-лейтенанта Л. Ф. Райхмана, генерал-майора Е. П. Питовранова, генерал-майора Ф. Г. Шубнякова, генерал-майора Н. И. Эйтингона и других. Подполковник Рюмин с должности старшего следователя был назначен на должность заместителя министра госбезопасности СССР, одновременно возглавляя следственную часть по особо важным делам МГБ СССР. Увольнения и аресты прокатились по всему центральному аппарату МГБ и периферийным подразделениям. По существу, началось избиение кадров. За период с июля 1951 по июль 1952 года были освобождены от руководящей работы в органах МГБ, «как несправившиеся», более полутора тысяч человек, уволено всего около трех тысяч человек, из них 287 человек по номенклатуре ЦК ВКП(б), то есть самые ответственные работники советских спецслужб7.

Новые резервы Министерство госбезопасности черпало из партийных структур. В сентябре 1952 года штаты МГБ СССР и его местных органов по указанию ЦК партии вновь были сокращены примерно на 25 процентов личного состава (сокращениям подвергся прежде всего контрразведывательный аппарат)8.

В это же время Сталин распорядился сократить денежное содержание значительной части работников МГБ СССР. В октябре 1951 и в августе 1952 года вышли постановления Совмина СССР, которыми вводились специальные звания для офицерского состава органов госбезопасности. Офицеров, таким образом, лишали права получения денежных надбавок за воинские звания. Произведенная отмена денежной выплаты за звание оперативному составу органов госбезопасности привела к сокращению зарплаты оперработников в среднем на 25–30 процентов. (Армейские воинские звания и, следовательно, денежные выплаты сохранялись только в военной контрразведке, пограничных войсках, военно-строительных частях и войсках внутренней охраны)9.

Подверглась реорганизации и внешнеполитическая разведка. 2 ноября 1951 года разведывательные функции были переданы из Комитета информации при МИД СССР в МГБ. Структуры этого комитета соединились с Первым управлением МГБ (внешняя контрразведка) и, таким образом, было воссоздано Первое главное управление МГБ (руководителем этой структуры остался генерал-лейтенант С. Р. Савченко) Решение политбюро ЦК ВКП(б) в декабре 1951 года закрепило передачу функций внешней разведывательной работы в полном масштабе в ведение МГБ СССР10.

В 1952 году реорганизации и сокращению подверглась административно-хозяйственная служба МГБ СССР. В феврале вышло постановление Совета Министров СССР «О реорганизации административно-хозяйственного аппарата МГБ СССР», в соответствии с которым объединялось Управление делами и Хозяйственное управление в единое Административно-хозяйственное управление, при этом численность штатов сокращалась на 800 единиц. В мае 1952 года в результате проверки, произведенной комиссией политбюро ЦК, выяснилось неблагополучное положение дел в Главном управлении охраны МГБ СССР. По данным комиссии, руководители этого подразделения незаконно обогащались за счет казенных средств и долгие годы присваивали государственное имущество. Начальник Главного управления охраны генерал-лейтенант Н. С. Власик был снят с работы и исключен из партии, а в декабре арестован как человек, который «стал слепым орудием в руках вражеской группы врачей-вредителей»11. К ответственности также были привлечены еще семь высокопоставленных руководителей ГУО МГБ СССР. Руководителем этого подразделения Сталин назначил по совместительству самого министра Игнатьева.

Серьезным реорганизациям подвергся агентурно-осведомительный аппарат органов МГБ и оперативные учеты. В январе 1952 года ЦК партии утвердил постановление Совмина СССР «О мерах улучшения агентурно-оперативной работы в органах МГБ СССР» и в это же время с целью очищения и упорядочения оперативных учетов была одобрена новая «Инструкция по оперативному учету в органах МГБ СССР». В соответствии с ней начал наводиться порядок в центральной оперативно-справочной и дактилоскопической картотеках. Вскоре ЦК принял решение полностью исключить из состава агентурно-оперативной сети работников партийного аппарата, руководящих работников советских, профсоюзных и комсомольских органов. Появляется новая категория агентуры – спецагенты. С января 1952 по январь 1953 года агентурная сеть органов МГБ в целом сократилась более чем в четыре раза12.

В конце 1952 года перемены в МГБ СССР приобрели еще больший размах. Сталин почти еженедельно принимал кардинальные решения по министерству, открыто выражал свое недовольство ходом оперативной и следственной работы по интересующим его делам, с бранью встречал и провожал руководителей МГБ у себя на даче в Кунцево и в Кремле. 13 ноября 1952 года, окончательно разочаровавшись в деятельности своего выдвиженца Рюмина, он распорядился снять его с должности начальника следчасти по особо важным делам – заместителя министра госбезопасности, и в тоже время приказал освободить из-под стражи некоторых генералов, которые были опорочены Рюминым. После этого Сталин поручил Игнатьеву лично проследить за ходом расследования по делам Абакумова – Шварцмана и врачей из Лечебно-санитарного управления, пригрозив министру напоследок: «Если Вы не вскроете террористов, американских агентов среди врачей, то будете там же, где и Абакумов!»13. Сталин предписал Игнатьеву в категоричной форме применение физических мер воздействия к подследственным: «...их бить, бить, смертным боем бить»14.

По воспоминаниям коллег, Игнатьев чувствовал, что предстоящие репрессии могут затронуть и его. После визитов в Кремль или на ближнюю дачу, когда Сталин отчитывал министра за медлительность и непрофессионализм, заявляя, что «Вы, Игнатьев, ни черта ни понимаете в чекистском деле и в следствии особенно…»15, сотрудники МГБ отмечали крайне подавленное моральное состояние своего шефа. В конце ноября 1952 года министр почти на два месяца слег в больницу. После выздоровления Игнатьева Сталин и вовсе стал его игнорировать16.

По существу, в последние месяцы жизни вождя вся тяжесть ответственности легла на плечи первых заместителей министра госбезопасности, которых 20 ноября 1952 года Сталин назначил своим решением на эти должности. Это были генерал-лейтенант С. И. Огольцов (по разведывательным делам) и генерал-полковник С. А. Гоглидзе (по остальным делам). Прежде всего Сталин поручил им завершение кардинальной реформы в МГБ.

Декабрьские 1952 года постановления ЦК партии «О положении в МГБ», «О вредительстве в лечебном деле», «О Главном разведывательном управлении МГБ СССР» и «О службе наружного наблюдения» свидетельствуют о сталинских планах значительных изменений и переориентации деятельности Министерства в русло репрессивной политики. В этих документах констатировалось, что в органах госбезопасности «имеют место серьезные провалы и недостатки в разведывательной, контрразведывательной, следственной работе, в борьбе с националистическим подпольем… в охране границ Советского Союза», указывалось, что «МГБ СССР допустило грубейшие извращения в постановке разведывательной работы за границей, отказавшись от активных наступательных методов борьбы с противником – осуществлением диверсионных и террористических операций…», а «контрразведывательная работа по борьбе с агентурой капиталистических разведок внутри страны находится на низком уровне и ведется неумело»17. По существу, Сталин в этих установках открыто призвал сотрудников госбезопасности к ужесточению в своей работе и усилению карательных мер в процессе разоблачения вражеской агентуры. «Некоторые горе-чекисты, – отмечалось в постановлениях, – ведут гнилые и вредные рассуждения о якобы несовместимости с марксизмом-ленинизмом диверсий и террора против классовых врагов… с озверевшим классовым врагом нельзя бороться в белых перчатках, оставаться чистенькими, не применяя активных наступательных средств борьбы в интересах социалистического государства… Они забыли указания Ленина о том, что классовая борьба – это жестокая борьба, а не пустая болтовня»18.

В беседах с руководителями министерства Сталин вел себя раздраженно и грубо, обещая устроить для чекистов «всенародную чистку от вельмож, бездельников, перерожденцев…». Игнатьеву он заявил: «Я не проситель у МГБ. Я могу и потребовать и в морду дать, если Вами не будут выполняться мои требования»19.

В конце декабря 1952 – начале января 1953 года по решению ЦК КПСС два главных управления МГБ – Первое (разведка) и Второе (контрразведка) – объединились в единое Главное разведывательное управление. Начальником ГРУ был назначен генерал-лейтенант Огольцов. При этом начали сокращать штаты на 25 процентов, поскольку ЦК в своих указаниях констатировал: «…аппарат разведки за границей и внутри страны разбух, стал неповоротливым, бюрократическим…». ЦК требовал: «Необходимо освободить органы МГБ от работников, утративших политическое чутье, карьеристов, шкурников, бездельников, мало приносящих пользы советскому государству, ставящих свое личное благополучие выше государственных интересов, болтунов, обленившихся и не работающих над собой в области совершенствования методов чекистской работы»20.

В тоже время гласные и негласные штаты Бюро № 1 МГБ СССР (осуществление диверсионных, террористических и других специальных мероприятий в капиталистических странах) во главе с генерал-лейтенантом П. А. Судоплатовым увеличились. Бюро № 2 (выполнение специальных заданий внутри страны по пресечению особыми способами вражеской деятельности, проводимой отдельными лицами) во главе с генерал-майором В. А. Дроздовым не претерпело каких-либо существенных изменений.

Серьезной реорганизации планировалось подвергнуть службу наружного наблюдения, рассредоточив большую часть оперативных сил этой службы во Втором и Третьем главных управлениях и управлении МГБ по Московской области.

Из письма Игнатьева Сталину, после того как министр после болезни приступил к работе в конце января 1953 года, можно узнать, какие задачи ставил перед собой руководитель Министерства госбезопасности и какие приоритеты он видел в деятельности своего ведомства. Главное, по выражению Игнатьева, – это «навести порядок в работе органов МГБ, повысить их активность, покончить с благодушием, ротозейством, трусостью… настойчиво продолжать работу по выявлению и ликвидации американо-английских и иных шпионов, террористов и диверсантов из числа врачей, еврейских националистов и других врагов нашей партии и советского государства»21.

Указания Сталина руководители МГБ начали энергично выполнять. ГРУ сумело провести ряд активных мероприятий за рубежом, в том числе физическое устранение видных антисоветчиков, похищение кадровых разведчиков и организаторов резидентур, вербовку ценных агентов в спецслужбах противника. Полным ходом началась подготовка к ликвидации видных политических деятелей, которые считались врагами советского государства. Нужно отметить, что во вражеский антисоветский лагерь была включена и Югославия, руководители которой не смогли найти общий язык с «великим продолжателем дела Маркса – Энгельса – Ленина».

Внутри страны волна новых репрессий начинала принимать ярко выраженный антисемитский характер. Особенно это было заметно по «делу врачей». По этому делу к февралю 1953 года было арестовано около сорока видных медицинских работников и членов их семей. В русле борьбы с «еврейским националистическим подпольем» фабриковались дела на бывшего посла СССР в Великобритании И. М. Майского, бывшего помощника Генерального секретаря ООН К. Е. Зинченко, художника В. А. Стенберга и других22.

Приобретало размах и «мингрельское дело», в ходе которого было арестовано 37 человек из руководства Грузинской ССР, в том числе шесть депутатов Верховного Совета СССР, 17 депутатов Верховного Совета Грузинской ССР, восемь Героев Социалистического Труда. Скрытые нити этого дела были направлены против одного из руководителей страны – Маршала Советского Союза Л. П. Берии23. Насколько серьезная опасность нависла над его головой, можно судить по следующему факту: оперативная техника по заданию Сталина была установлена на квартире у матери Берии24.

К февралю 1953 года было завершено следствие по так называемой «группе преступников Абакумова – Шварцмана». Дело на бывшего министра госбезопасности шло параллельно с «делом врачей-вредителей» и с самых первых дней приобрело антисемитскую окраску, поскольку многие из арестованных являлись евреями. Этому способствовал и постепенно сформировавшийся общественно-политический фон в стране о нарастающих угрозах «еврейского националистического подполья, являющегося англо-американской агентурой».

Соответствующее влияние на внутриполитическую обстановку в СССР оказывала и пресса. Так, например, 13 января 1953 года в «Правде» была опубликована статья с красноречивым названием «Подлые шпионы-убийцы под маской профессоров-врачей».

По версии Сталина Абакумов окружил себя чекистами-евреями и в то же время скрывал преступную деятельность врачей-евреев, что Сталин рассматривал как звенья одной цепи и пытался найти взаимосвязь дела «Еврейского антифашистского комитета», «дела врачей-вредителей» и «вражеской группы из руководства МГБ». Лишь смерть Сталина прервала его грандиозные планы по перестройке органов госбезопасности и проведению репрессий.

Сгущение красок в оценках деятельности МГБ СССР и неоправданные упреки в адрес сотрудников госбезопасности нужны были Сталину прежде всего для переориентации работы отечественных спецслужб на репрессивный курс. Острая сталинская критика чекистов, а иногда огульные обвинения были не адекватны их деятельности. Разведчики предприняли героические усилия в деле создания ядерного оружия СССР, имели неплохие агентурные позиции за рубежом и в том числе в разведывательных центрах стран – членов блока НАТО, добывали важнейшую информацию о планах потенциальных противников Советского Союза. Вербовочная база для работы нашей разведки была стабильной и имела высокий идеологический потенциал, что, безусловно, облегчало приобретение новых источников информации.

Советская контрразведка имела на связи ценных агентов в посольствах капиталистических стран в Москве, пресекала деятельность шпионов, заброшенных в СССР, имела высокие результаты в оперативно-технической деятельности и в целом обеспечивала безопасность функционирования государства. Борьба с вооруженными формированиями националистов на Западной Украине и в Прибалтике шла к завершению. Крупных провалов МГБ СССР на тот период не знало. Внутриполитическая ситуация была стабильной и находилась под контролем спецслужб государства.

1 См. подробнее: Пыжиков А. В. Исторический опыт политического реформирования советского общества в 50–60-е годы. Дисс. … доктора историч. наук. М.; МПГУ, 1999.

2 Коротков А. В., Чернев А. Д., Чернобаев А. А. Посетители кремлевского кабинета И. В. Сталина (1924–1953) // Исторический архив. 1994. № 6. С. 4–44; 1995. № 2. С. 128–200; № 3. С. 119–177; 1996. № 2. С. 3–72; № 3. С. 3–86; № 4. С. 66–131; № 5/6. С. 3–61; 1997. № 1. С. 3–39; 1998. № 4 – именной алфавитный указатель.

3 Алидин В. И. Государственная безопасность и время. М., 1997. С. 63–64.

4 ЦА ФСБ РФ. Ф. 4-ос. Оп. 11. Д. 35. Л. 53–67.

5 Там же. Д. 1. Л. 317.

6 Там же. Л. 310.

7 Протокол заседания Президиума ЦК КПСС № 2 от 1 декабря 1952 г. Пункт 2.

8 Там же.

9 Постановления СМ СССР № 4229–1928 от 31 октября 1951 г., № 3838–1532 от 21 августа 1952 г., Указ Президиума Верховного Совета СССР № 120/62 от 21 августа 1952 г.

10 Независимое военное обозрение. 2001. № 40. С. 7.

11 Постановление ЦК КПСС № П36 от 4 декабря 1952 г.

12 ЦА ФСБ РФ. Ф. 4-ос, Оп. 11. Д. 35. Л. 29.

13 Там же. Д. 1. Л. 309.

14 Там же. Л. 320.

15 Там же. Л. 311.

16 Алидин В. И. Государственная безопасность и время. С. 100.

17 ЦА ФСБ РФ. Ф. 4-ос. Оп. 11. Д. 35. Л. 1, 84, 100.

18 Там же. Л. 59.

19 Там же. Д. 1. Л. 308.

20 Там же. Д. 35. Л. 75.

21 Там же. Д. 30. Л. 255.

22 Протокол заседания Президиума ЦК КПСС № 3 от 3 апреля 1953 г. Пункт 1.

23 Протокол заседания Президиума ЦК КПСС № 5 от 10 апреля 1953 г. Пункт 1.

24 ЦА ФСБ РФ. Ф. 4-ос. Оп. 11. Д. 35. Л. 160.

 Отправлено: 19.05.07 17:54. Заголовок: Re:

Ю. Н. Моруков, доктор исторических наук. Объединенная редакция МВД России

ОСОБЫЕ ЛАГЕРЯ. 1948–1954 годы

Возникновение и функционирование особых лагерей является одной из малоизученных страниц отечественной истории, их деятельность не стала предметом рассмотрения в исторической науке. Несмотря на «лагерный бум» в исторической литературе, имеется лишь несколько упоминаний в общих работах, ряд публикаций о массовых беспорядках в особых лагерях в 1953–1954 годах и воспоминания бывших заключенных. Практически никто из исследователей не ставил вопрос о причинах, побудивших руководство страны к организации таких мест заключения в начале 1948 года. В лучшем случае все сводилось к личным качествам И. В. Сталина и его соратников.

Изучение архивных материалов и основанный на них анализ ситуации в стране в послевоенные годы дают возможность выстроить причинно-следственный ряд событий, вызвавший к жизни появление особых лагерей как части ГУЛАГа. В ходе исследования выяснилось, что эти события обусловлены целым комплексом социальных, политических и социально-психологических факторов. Обратимся к их рассмотрению.

После окончания Великой Отечественной войны, потребовавшей предельного напряжения экономических, социальных и нравственных сил страны и приведшей к уничтожению значительной части национального богатства, а также 15 процентов населения, в СССР стала нарастать социально-психологическая напряженность. Она проявлялась прежде всего в моральной усталости большинства населения, прошедшего фронт или работавшего в тылу с предельным напряжением сил. Эта усталость усугублялась резким снижением уровня жизни и необходимостью дальнейшего затягивания поясов одновременно с предельным напряжением сил для восстановления разрушенного. Значительное число людей не находило своего места в послевоенной жизни и пополняло ряды люмпенов и преступников. Среди населения усилилось влияние буржуазной идеологии и западных ценностей. Стяжательство и коррупция захватили часть высших эшелонов власти, военной элиты1. Страну захлестнула волна преступности: в 1946 году было осуждено за уголовные и хозяйственные преступления 1 405 343 человека, что на триста тысяч, или на 27 процентов, превысило уровень 1945 года2.

Одновременно с этим в 1946 году происходит резкое обострение международной обстановки, и мир начинает сползание к «холодной войне». В условиях нового противостояния основным противником СССР становятся США. Соответственно возросла и потенциальная угроза со стороны влиятельных американских сионистских организаций, могущих оказать соответствующее влияние на еврейское население Советского Союза. Эти обстоятельства подталкивали советское руководство к пересмотру прежде благожелательной политики в отношении еврейских общественных организаций.

Изменился и контингент, поступавший в исправительно-трудовые учреждения. В 1945–1947 годах в систему исполнения наказаний поступило большое число непримиримых противников советского строя, боровшихся против него с оружием в руках на стороне гитлеровской Германии и ее союзников. Всех их необходимо было отделить от основной массы заключенных и подвергнуть особо строгой изоляции.

Положение осложнялось еще и тем, что в 1947–1948 годах истекали сроки заключения большинства осужденных за контрреволюционные преступления по делам 1937–1938 годов. Советское руководство не могло допустить влияния этих людей на находящееся в состоянии послевоенного социально-психологического кризиса общество.

Складывающаяся кризисная ситуация требовала адекватных действий по ее преодолению. В рамках этих действий советским политическим руководством был принят и проводился в жизнь целый комплекс экономических, политических, правовых и социальных мер. Уже в 1946 году рядом постановлений ЦК ВКП(б) был усилен идеологический контроль за деятельностью интеллигенции. С 1947 года начинается ограничение деятельности еврейских общественных организаций, в частности, Еврейского антифашистского комитета. В феврале 1948 года принимается постановление ЦК «О роспуске объединений еврейских писателей и закрытии альманахов на еврейском языке». Позднее последовали и другие меры.

В 1947 году принимаются указы об усилении ответственности за ряд уголовных преступлений. Милиция Москвы и некоторых крупных городов была переведена на особое положение.

Наконец, последовали репрессии в отношении той части правящей элиты, образ жизни и поведение которой противоречили жизненным стандартам послевоенной страны. В ходе борьбы с коррупцией и спекуляцией была проведена конфискационная финансовая реформа 1947 года.

В ряду указанного комплекса мероприятий стоит и образование в начале 1948 года особых лагерей для содержания особо опасных государственных преступников. Основной причиной создания новых лагерей служило поступление в места лишения свободы масс активных врагов советской власти, нуждавшихся в особой изоляции, а также стремление не допустить влияния на общественные настроения со стороны освобождающихся людей, ранее осужденных за политические преступления.

Решение о создании новых лагерей стало готовиться в январе 1948 года. 27 января министр внутренних дел С. Н. Круглов и министр государственной безопасности В. С. Абакумов направили на имя И. В. Сталина письмо, в котором говорилось: «В соответствии с Вашим указанием, при этом представляем проект решения ЦК ВКП(б) об организации лагерей и тюрем со строгим режимом для содержания особо опасных государственных преступников и о направлении их по отбытии наказания на поселение в отдаленные местности СССР. Просим Вашего решения»3. 4 февраля на места ушло распоряжение за подписью заместителя министра внутренних дел В. Ф. Чернышева о задержании на территории отдаленных ИТЛ впредь до особого распоряжения освобождаемых из числа ранее судимых за контрреволюционные преступления с устройством их на работу по вольному найму.

21 февраля 1948 года Совет Министров СССР принял постановление № 416–159сс «Об организации лагерей и тюрем со строгим режимом для содержания особо опасных государственных преступников и о направлении их по отбытии наказания в ссылку на поселение в отдаленные местности СССР под надзор органов МГБ». В тот же день Президиум Верховного Совета СССР принял указ, законодательно оформляющий направление в ссылку на поселение лиц, ранее судимых за контрреволюционные преступления.

В развитие указанного постановления 28 февраля 1948 года министром внутренних дел был издан приказ № 00219 «Об организации лагерей МВД со строгим режимом для содержания особо опасных государственных преступников», а 16 марта – совместный приказ МВД, МГБ и Генерального прокурора СССР № 00279/00108/72сс «Об организации особых лагерей и тюрем МВД со строгим режимом для содержания особо опасных государственных преступников и о направлении последних по отбытии наказания в ссылку на поселение в отдаленные местности СССР под надзор органов МГБ». Приказы конкретизировали соответствующие положения постановления Совмина. Согласно приказам создавалось пять особых лагерей: № 1 «Минеральный» в районе Инты, № 2 «Горный» в районе Норильска, № 3 «Дубровный» в Мордовии, № 4 «Степной» в районе Караганды, № 5 «Береговой» на Колыме.

Осужденных за контрреволюционные преступления предписывалось в восьмимесячный срок сосредоточить в особлагах. Вновь осужденных, кроме того, направляли в особые тюрьмы (во Владимире, Александровске и Верхне-Уральске). В лагерях и тюрьмах устанавливался строгий режим, запрещавший применение к спецконтингенту зачетов, сокращения сроков заключения и тому подобных льгот. Все осужденные должны были использоваться на особо тяжелых работах.

Охрана особых лагерей возлагалась на конвойные войска МВД, а оперативно-чекистскую деятельность должны были вести специально образовываемые аппараты МГБ. Первая очередь особых лагерей должна была быть готова к приему заключенных к 1 мая 1948 года. В течение 1948–1949 годов дополнительно должны были быть организованы ИТЛ в Иркутской области емкостью в 45 тысяч заключенных.

Готовилось решение относительно лиц, ранее судимых за контрреволюционные преступления и освобожденных из мест лишения свободы. 8 марта 1948 года МВД направило на места распоряжение о представлении в двухнедельный срок списков всех освобожденных из мест заключения после окончания Великой Отечественной войны шпионов, диверсантов, террористов, троцкистов, правых, меньшевиков, эсеров, анархистов, националистов, белоэмигрантов и участников прочих антисоветских движений и групп. В списки предписывалось включать и лиц, чьи сроки наказания истекли в годы войны и которые были задержаны в ИТЛ до конца войны. Все эти лица подлежали, согласно п. 2 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 21 февраля 1948 года, направлению в ссылку на поселение. 26 октября 1948 года министр государственной безопасности Абакумов и генеральный прокурор Сафонов подписали директиву № 66/241сс, где предлагалось всех вышеперечисленных лиц подвергать повторному аресту с предъявлением обвинений по тем же статьям, по которым те отбывали наказание ранее. В случае, если следствие не устанавливало состава преступления, дела предлагалось направлять на рассмотрение Особого совещания МГБ для вынесения приговора о направлении в ссылку. При этом следовало тщательно изучить архивные следственные дела, не допуская необоснованных арестов, особенно это касалось осужденных тройками НКВД – УНКВД, и вопрос об аресте и ссылке необходимо решать лишь при отсутствии сомнений в правильности их осуждения тройками. Не подлежали аресту и направлению в ссылку старики, инвалиды и тяжелобольные4.

С момента издания этой директивы до 1 сентября 1953 года в ссылку на поселение было направлено 20 272 человека.

Организация особых лагерей проходила довольно сложно. По состоянию на середину июня 1948 года ни один из пяти лагерей не был готов принять даже первую очередь особого контингента. Комиссии по отбору заключенных в особые лагеря начали свою работу только 1 июня и к середине месяца успели рассмотреть протоколы лишь на 21 700 человек, из которых отправке в лагеря подлежало 12 178 человек. Таким образом, отправка заключенных в лагеря началась в июне–июле 1948 года. Кроме того, на местах не хватало помещений для размещения заключенных, а также для подразделений конвойных войск. Особенно дефицитными оказались материалы для возведения заграждений, в частности – колючая проволока. Как отмечал в своем раппорте на имя министра внутренних дел Круглова начальник особого лагеря № 7 подполковник Филимонов, даже в начале мая 1949 года большинство зон лагеря не были оборудованы должным образом. Подразделение охраны прибыло значительно позднее особого контингента, а вести в лагере оперативную работу не представлялось возможным, так как ни один оперативный работник в лагерь не прибыл.

В планы организации особых лагерей и режима в них властно вмешивалась экономическая целесообразность. Так, уже в 1948 году был организован особлаг № 6 «Речной», не предусматривавшийся постановлениями Совмина. Он был создан в Воркуте в связи с тем, что из 45 155 осужденных за контрреволюционные преступления, содержавшихся в «Воркутлаге», более 35 800 подлежали направлению в особые лагеря. По этому поводу в записке от 24 июня 1948 года министру внутренних дел Круглову докладывалось: «...изъятие такого количества осужденных не только серьезно отразится на производственной деятельности Воркутинского комбината, но и вызовет большие непроизводительные расходы, связанные с перевозкой заключенных из Воркуты в особые лагеря и завозом такого же количества осужденных других категорий»5. Решение последовало незамедлительно, уже 27 августа 1948 года приказом МВД № 001040 был организован в Воркуте особый лагерь № 66. Указанный в постановлении лагерь в Иркутской области был организован в ноябре 1948 года и получил наименование особлаг № 7 «Озерный».

На 1 января 1949 года в семи особых лагерях находилось 115 319 осужденных особого контингента и 19 317 человек общего контингента, что явилось еще одним нарушением постановления Совмина, где запрещалось содержание в особых лагерях других категорий осужденных. Но производственная необходимость оказалась сильнее закона, для обеспечения нормальной деятельности особым лагерям были необходимы люди, пользующиеся правом свободного передвижения и обладающие определенными профессиями.

Среди заключенных 8,7 процента составляли лица, осужденные за шпионаж, 1,6 процента – за диверсии, 2,7 процента – за террор, 0,5 процента составляли троцкисты, 0,1 процента – правые, 0,05 процента – меньшевики, 0,03 процента – эсеры, 0,02 процента – анархисты, 40,8 процента – националисты, 14 процентов – участники других антисоветских организаций и групп, 31,2 процента – лица, представлявшие опасность по своим антисоветским связям и вражеской деятельности7.

Норма жилищной площади в особых лагерях на 1 января 1949 года составляла от 1,01 до 1,64 квадратных метра на человека. Не в лучших условиях жили и солдаты охраны, на каждого из них приходилось 2 квадратных метра8. Ограждение жилых и производственных зон не соответствовало предъявляемым требованиям. Так, в особлаге № 7 имелись лишь деревянные заборы, а в особлаге № 5 производственные зоны не были огорожены совсем9.

Для охраны заключенных не хватало конвойных войск, из-за нехватки охраны почти треть осужденных не выводилась на работы, что привело к серьезным сбоям в экономике особых лагерей. Так, в 1948 году доход в «Минеральном» лагере составил 28 копеек на рубль расходов, в «Дубравном» – 32 копейки, в «Степном» – 38 копеек. И это без учета стоимости содержания охраны10. Несмотря на то, что особлаги содержались за счет государственного бюджета, позволить себе роскошь значительных расходов на их содержание государство не могло.

С первых дней существования особых лагерей развернулась борьба между требованиями политики (эту точку зрения отстаивало МГБ) и экономики. Постановлением правительства для заключенных особых лагерей предусматривался удлиненный рабочий день, запрещалось использовать осужденных на инженерно-технических должностях. Однако в реальной производственной деятельности особых лагерей инженерно-технический персонал состоял из осужденных, они же занимали низшие административные должности. Не удалось провести в жизнь и запрещение для заключенных особлагов зачетов. Уже в мае 1948 года в постановлении Совета Министров по Дальстрою предусматривались зачеты рабочих дней для хорошо работавших заключенных из расчета один рабочий день за три дня срока, в том числе и для заключенных особого лагеря «Берегового»11. В силу экономической и производственной целесообразности условия работы в особых лагерях не отличались от аналогичных в ИТЛ.

Поступление в особые лагеря значительного количества вновь осужденных (более двух тысяч человек в месяц) привело к тому, что лимит созданных лагерей был исчерпан к началу 1949 года. Поэтому в 1949–1951 годах были созданы еще три особых лагеря: № 8 «Песчаный», № 9 «Луговой» и № 10 «Камышовый». В результате их организации лимит наполнения особых лагерей составил 250 тысяч человек. На 1 июля 1951 года в этих лагерях содержалось 236 523 заключенных особого контингента12. В 1952 году был организован еще один особый лагерь № 11 «Дальний» и издан приказ об организации особого лагеря № 12. Однако последний организован не был. После смерти Сталина особые лагеря были выведены из переданного в Минюст ГУЛАГа и оставлены в МВД. Расформированы особые лагеря летом 1954 года, после серии произошедших в них волнений.

За время существования особых лагерей в них поступило 453 496 осужденных как особого, так и общего контингентов. Из этого числа умерло 16 617 человек, уровень смертности составил 3,66 процента. Побеги из особых лагерей были крайне редки. За время существования «Минерального» лагеря из него бежало 27 человек, «Горного» – 10, «Берегового» – 2213.

1 Военные архивы России. Вып. 1. М., 1993. С. 184–222.

2 ГАРФ. Ф. 7523. Оп. 89. Д. 4408. Л. 10–13.

3 Там же. Ф. 9401. Оп. 2. Д. 199. Л. 213.

4 Сборник законодательных и нормативных актов о репрессиях и реабилитации жертв политических репрессий. Курск, 1999. Т. I.

5 ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 1845. Л. 85.

6 Система исправительно-трудовых лагерей в СССР: Справочник. М., 1998. С. 292.

7 ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 1845. Л. 73.

8 Там же. Л. 74.

9 Там же. Д. 1844. Л. 64.

10 Там же. Д. 1845. Л. 88.

11 Там же. Д. 1847. Л. 102.

12 Там же. Д. 387. Л. 8.

13 Рассчитано по: ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1а. Д. 566.

 Отправлено: 19.05.07 17:55. Заголовок: Re:

В. И. Лазарев, кандидат юридических наук, доцент. Академия ФСБ РФ

ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ОРГАНОВ ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ СССР В ПОСЛЕВОЕННЫЙ ПЕРИОД (1945–1954)

Первое послевоенное десятилетие явилось напряженным периодом в жизни нашей страны. Активно шло восстановление разрушенных в войну сел, городов и целых регионов, поднимались из руин фабрики, заводы, создавались новые отрасли промышленности.

Деятельность органов госбезопасности развертывалась в условиях непростой политической и оперативной обстановки. К числу основных внешних факторов, оказавших огромное влияние на направленность и содержание их работы, следует, прежде всего, отнести начало «холодной войны» между СССР и ведущими западными странами.

К настоящему времени среди большинства российских и ряда иностранных историков сложилось мнение о том, что и советская, и западная стороны несут равную ответственность за развязывание «холодной войны». Обе стороны исходили из своих геополитических интересов и стремились максимально использовать положение победителей для укрепления своих позиций в мире.

Что касается советской внешней политики, то в ней продолжало сказываться традиционное стремление партии большевиков ослабить позиции «лагеря империализма» на международной арене и оказать поддержку «мировому коммунистическому движению». Но, с другой стороны, действия советского руководства были во многом объективно обусловлены уроками только что завершившейся тяжелейшей войны, после победы в которой оно стремилось создать вокруг СССР пояс из дружественных ему государств.

На Западе подобные действия были расценены как проявления экспансии. К 1947 году администрация США провозгласила политику «сдерживания коммунизма», т. е. противодействия Советскому Союзу. Конкретное выражение она нашла в принятой 18 августа 1948 года Советом национальной безопасности США директиве № 20/1, согласно которой Соединенные Штаты должны были стремиться «... а) свести… мощь и влияние Москвы до пределов, в которых она не будет более представлять угрозу миру и стабильности международных отношений; б) в корне изменить теорию и практику международных отношений, которых придерживается правительство, стоящее у власти в России».

Отталкиваясь от провозглашенных политических целей, руководство США предложило военным разработать стратегию своих действий на случай войны с Советским Союзом. При этом как администрация США, так и военное командование, полагаясь на созданное атомное оружие и мощную авиацию дальнего действия, не исключали развязывания превентивной войны, стремясь разыграть этот козырь, прежде чем аналогичные средства поражения будут созданы и Советским Союзом.

Политика, проводившаяся Соединенными Штатами Америки в отношении Советского Союза, находила полную поддержку и понимание в других западных странах. В конечном итоге это привело к созданию в 1949 году военно-политического блока НАТО.

Взятый правительствами США и их союзников курс на подготовку к войне с СССР требовал соответствующего разведывательного обеспечения. В этой связи основные усилия как военных, так и внешнеполитических разведывательных служб стран – участниц блока НАТО были нацелены преимущественно на сбор информации о военном и экономическом потенциале Советского Союза, его мобилизационных возможностях.

Вследствие этого постепенно Советский Союз оказался охвачен по периметру своих границ не только военными базами, но и разведывательными органами стран блока НАТО. Разведывательные подразделения ЦРУ, СИС и некоторых других спецслужб действовали под прикрытием дипломатических представительств западных стран в Москве, а также с территории Японии, Южной Кореи, Ирана, Турции, Греции, Италии, Германии, Австрии, Швеции и Норвегии. Наглядным подтверждением этому могут служить операции американской и английской разведки по заброске в СССР агентов-нелегалов. Самолеты ВВС США и Великобритании стартовали с агентами на борту с территории Греции, острова Мальты, Западной Германии, Японии. В других случаях нелегалы проникали в СССР через сухопутную границу из Турции, Ирана, Финляндии и Норвегии. Таким образом, деятельность против СССР спецслужб стран – участниц блока НАТО и, прежде всего, Соединенных Штатов Америки постепенно приобрела на протяжении первого послевоенного десятилетия глобальный характер.

Другой отличительной чертой разведывательно-подрывной деятельности западных спецслужб против СССР в период 1945–1954 годов стало использование неадекватных средств, форм и методов работы, что, впрочем, в определенной степени было характерно и для советской стороны. Попытки активизировать вооруженное националистическое подполье в западных регионах СССР, прорывы агентуры на территорию СССР через сухопутную границу с боем, похищение советских военнослужащих и гражданских лиц в Австрии и Германии с целью вербовки и другие подобные акции накаляли политическую и оперативную обстановку.

В условиях существовавшей в стране однопартийной политической системы фактическое руководство в сфере обеспечения государственной безопасности, военного строительства и т. п. сосредоточилось в послевоенный период в руках узкого круга лиц, входивших в состав политбюро ЦК ВКП (б). Органы «Смерш» – НКГБ – МГБ – МВД СССР находились под постоянным контролем лично И. В. Сталина, а также назначаемого из числа членов политбюро ЦК куратора. Ими в послевоенный период являлись поочередно А. А. Кузнецов, Г. М. Маленков и Н. А. Булганин.

Все важные решения в сфере правового регулирования деятельности органов госбезопасности принимались по устоявшейся с годами схеме. Инициаторы – ими, как правило, выступали члены политбюро и Центрального комитета ВКП(б), ЦК и обкомы партии союзных и автономных республик, краев и областей, центральный аппарат госбезопасности – входили со своими предложениями в секретариат ЦК ВКП(б), который в качестве первой инстанции рассматривал их и утверждал. По второстепенным вопросам – назначениям руководителей местных органов госбезопасности, незначительным штатным изменениям и пр. решения секретариата ЦК было достаточно и оно, оформленное в письменном виде, направлялось для выполнения в орган исполнительной власти – Совет Министров СССР, который принимал соответствующее постановление.

По наиболее серьезным вопросам рассмотренные предварительно в секретариате ЦК документы поступали для окончательного утверждения в политбюро ЦК ВКП(б) и лишь затем, оформленные в виде выписки из протокола заседания, направлялись в органы исполнительной власти. Именно такой путь проходили решения, касавшиеся задач, структуры органов разведки и контрразведки, использования специальных сил и средств, назначения руководителей центрального аппарата органов госбезопасности, проведения массовых выселений отдельных категорий населения и т. п.

На протяжении всего первого послевоенного десятилетия достаточно активно шел процесс организационного строительства и совершенствования структуры советских органов государственной безопасности, который условно можно разделить на три основных этапа. Первый из этих этапов по сути, является периодом воссоединения органов госбезопасности в рамках единого ведомства и расширения их компетенции, и охватывает 1945–1951 годы.

К окончанию Второй мировой войны в силу ряда причин органы государственной безопасности, и прежде всего контрразведывательные подразделения, оказались рассредоточенными по четырем различным ведомствам. Внешнеполитическая разведка, транспортные и территориальные органы контрразведки входили в состав самостоятельного Наркомата государственной безопасности СССР. Военная контрразведка была представлена Главным управлением контрразведки «Смерш» НКО СССР, Управлением контрразведки «Смерш» НКВМФ СССР и органами «Смерш» НКВД СССР, обслуживавшими в оперативном плане пограничные, внутренние и железнодорожные войска Наркомата внутренних дел. Вхождение в состав военных ведомств позволяло в годы войны военной контрразведке, опираясь на помощь командования, более эффективно решать свои задачи на фронте и в прифронтовой полосе. Однако сохранение раздробленности контрразведывательной службы в мирное время могло бы стать серьезной помехой в организации эффективной борьбы с разведывательно-подрывной деятельностью спецслужб иностранных государств.

Вопрос об объединении органов государственной безопасности был поднят на уровне партийно-государственного руководства страны весной 1946 года. По поручению И. В. Сталина министр госбезопасности СССР В. Н. Меркулов, его заместитель С. И. Огольцов и начальник ГУКР «Смерш» В. С. Абакумов подготовили записку с проектом реорганизации Министерства государственной безопасности СССР и представили ее 3 мая 1946 года главе правительства. Проект предусматривал ряд серьезных структурных изменений в МГБ СССР, главным из которых было включение в состав Министерства военной контрразведки «Смерш». 4 мая 1946 года представленный проект был рассмотрен и утвержден на заседании политбюро ЦК ВКП(б).

В обновленном виде Министерство государственной безопасности стало включать в себя: Первое главное управление по разведывательной и контрразведывательной работе за границей, Второе главное управление по контрразведывательной и разведывательной работе внутри СССР (среди гражданского населения и иностранцев), Третье главное управление по контрразведывательной работе в частях вооруженных сил СССР, Четвертое управление – розыскное, Пятое управление – оперативное (наружное наблюдение, предварительная разработка), Шестое управление – шифровально-дешифровальное, управления охраны № 1 и 2 (охрана правительства), Следственную часть по особо важным делам. Кроме того, в структуру центрального аппарата входил ряд самостоятельных оперативных отделов: отдел «А» (оперучеты, статистика, архив), отдел «В» (цензура и перлюстрация), некоторые другие.

Состоявшееся 20 августа 1946 года решение политбюро ЦК ВКП(б) о приеме–сдаче дел МГБ СССР наметило дальнейшие мероприятия по совершенствованию организационной структуры органов государственной безопасности. В целях обеспечения борьбы с агентурой иностранных разведок и «антисоветским подпольем» на железнодорожном транспорте, на морском и речном флотах в МГБ СССР создавалось специальное управление и его органы на местах. Центральный аппарат МГБ пополнился отделом оперативной техники, тюремным и финансовым отделами. При министре госбезопасности образовывалось Особое совещание.

В начале 1947 года были произведены новые структурно-кадровые преобразования в системе органов МГБ, на этот раз связанные с необходимостью усиления борьбы с националистическим сепаратистским подпольем в западных регионах страны. В соответствии с постановлением Совета Министров СССР от 20 января 1947 года из МВД Литовской, Латвийской, Эстонской ССР, управлений МВД западных областей Украины и Белоруссии в соответствующие министерства и управления МГБ республик и областей передавался личный состав отделов по борьбе с бандитизмом. Этим же решением был оформлен переход из МВД в МГБ внутренних войск. На базе отошедших к МГБ отделов по борьбе с бандитизмом в марте–апреле того же года были сформированы управления – отделы 2-Н МГБ – УМГБ Украины, Белоруссии и Прибалтийских республик по борьбе с националистическим подпольем.

1947 год вошел в историю отечественных органов государственной безопасности и как год серьезного реформирования системы внешней разведки. В соответствии с постановлением Совета Министров СССР от 30 мая 1947 года был создан Комитет информации (КИ) при Совете Министров СССР, который возглавил министр иностранных дел СССР В. М. Молотов.

Созданное самостоятельное ведомство внешней разведки оказалось, по мнению ряда исследователей, недостаточно работоспособным. Разрыв традиционных связей военной и внешнеполитической разведок со своими бывшими коллегами из Министерства вооруженных сил и МГБ негативно сказывался на результатах оперативной деятельности. В силу этого уже в январе 1949 года из состава Комитета информации была выведена и передана в МВС военная разведка. Статус же оставшихся разведподразделений был понижен, и КИ вошел в подчинение Министерства иностранных дел СССР.

Весьма неординарным завершением происходившего процесса перераспределения сил и компетенций между МВД и МГБ стало принятое в октябре 1949 года политбюро ЦК ВКП(б) и правительством решение о передаче в Министерство госбезопасности органов милиции и пограничных войск. Нельзя не отметить, что таким образом фактически была воспроизведена ситуация начала 1930-х годов, когда органы внутренних дел и пограничники входили в состав ОГПУ СССР.

Некоторые исследователи истории правоохранительных органов СССР связывают реформу 1949 года с начавшейся в этот период в стране новой «чисткой». Представляется, однако, что основной причиной явилось осложнение внешнеполитической и оперативной обстановки. В апреле 1949 года был создан блок НАТО, а во второй его половине спецслужбы США и Великобритании приступили к активной заброске на территорию СССР своих агентов по нелегальным каналам. Розыск последних являлся исключительно сложным делом и требовал целенаправленного, скоординированного использования органов госбезопасности, внутренних дел, пограничных и внутренних войск.

Решение о передаче органов внутренних дел в состав МГБ СССР следует оценить неоднозначно. Наряду с положительными моментами, оно, безусловно, вело к разбуханию управленческого аппарата и размыванию компетенции министерства, отвлекало от решения задач, относившихся собственно к сфере обеспечения государственной безопасности. Относительно же целесообразности передачи в МГБ СССР пограничных войск таких сомнений нет.

Последним крупным организационным мероприятием первого этапа стало создание в МГБ СССР согласно решению политбюро ЦК ВКП(б) от 9 сентября 1950 года специальных Бюро № 1 и Бюро № 2. Задача первого из них состояла в проведении диверсионных актов за границей, второго – в выполнении спецзаданий внутри СССР.

Второй этап организационного строительства органов государственной безопасности СССР, временные рамки которого охватывают период с середины 1951 по февраль 1953 года, протекал в гораздо более спокойном темпе. Его наступление связано с арестом В. С. Абакумова и появлением 11 июля 1951 года решения политбюро ЦК ВКП(б) «О неблагополучном положении в Министерстве государственной безопасности СССР».

К числу весьма важных структурных преобразований органов госбезопасности второго этапа следует, прежде всего, отнести возвращение в состав МГБ СССР внешнеполитической разведки. Решение об этом было принято на заседании политбюро ЦК ВКП(б) 1 ноября 1951 года. Организационно внешняя разведка вошла в состав заново созданного Первого главного управления МГБ СССР. В марте 1952 года на базе Главного управления внутренних войск и Управления войск правительственной «ВЧ»-связи было сформировано Главное управление Внутренней охраны МГБ СССР.

Последней крупной реорганизацией сталинского периода истории органов госбезопасности стало решение от 30 декабря 1952 года о создании Главного разведывательного управления МГБ СССР на базе слияния уже существовавших Первого и Второго главных управлений, Бюро № 1 и некоторых других отделов. Предусматривалось, что ГРУ МГБ СССР будет состоять из двух основных управлений: Управления по разведке за границей и Управления по контрразведке внутри страны. Однако данное решение так и не было претворено в жизнь в связи с последовавшей вскоре смертью Сталина и новой реорганизацией правоохранительных органов.

Смерть лидера страны положила начало третьему этапу реформирования органов госбезопасности. Уже 5 марта 1953 года Совет Министров и Президиум Верховного Совета СССР в совместном постановлении признали необходимым осуществить некоторые мероприятия по улучшению партийного и хозяйственного руководства страной. Согласно этому постановлению, большая часть министерств объединялась в более крупные ведомства. В рамках этой кампании МГБ СССР и МВД СССР вошли в состав нового Министерства внутренних дел СССР, главой которого был назначен Л. П. Берия.

По мнению некоторых исследователей, слияние министерств было вызвано стремлением Берии сосредоточить в своих руках основные рычаги по управлению правоохранительными органами с целью борьбы за власть. Однако факты свидетельствуют о том, что Берия при желании мог бы обойтись и без подобной реорганизации. Все оперативные подразделения милиции, а также подразделения пограничных и внутренних войск уже с конца 1940-х годов входили в состав МГБ СССР.

Внутренняя структура созданного нового ведомства в целом не претерпела существенных изменений. Определенные изменения произошли, в основном, только в центральном аппарате МВД СССР и территориальных органах. Так, внешняя разведка, вопреки традициям, получила наименование Второго главного управления, а контрразведывательная служба стала Первым главным управлением. Бывшее Пятое управление МГБ СССР было разделено на два управления: Четвертое (секретно-политическое) и Пятое (экономическое). Главное управление охраны на транспорте стало Шестым (транспортным) управлением. Главное управление охраны превратилось в Девятое управление МВД СССР, а Третье главное управление (военная контрразведка) сохранило свое наименование, но потеряло статус главка; с лета 1953 года его органы на местах стали называться особыми отделами МВД. Вспомогательные отделы прежнего министерства («А», «Б» и т. д.) стали именоваться спецотделами и получили цифровые наименования от единицы до десяти. Свое обозначение сохранили лишь отделы «М» (мобилизационный) и «П» (спецпоселенцы).

Таким образом, в развитии советских органов госбезопасности в послевоенный период возобладала тенденция к объединению их в рамках единого ведомства. Органы МГБ СССР представляли собой «универсальную» спецслужбу, а точнее, совокупность нескольких спецслужб: внешней разведки, контрразведки, политического сыска, охраны правительства, охраны границ и обеспечения правительственной связи. Другой характерной для данного периода тенденцией стало перераспределение сил, средств и компетенции между МВД и МГБ СССР.

При исследовании кадровой политики не может не бросаться в глаза частая сменяемость руководителей и постоянные перестановки, перетряски в руководящем звене всех без исключения ведомств. Представляется, что подобная практика вытекала из общего стиля руководства И. В. Сталина, который таким образом исключал возможность появления серьезного конкурента себе в сфере партийной или государственной жизни.

С учетом данного обстоятельства становятся более понятными и причины регулярных перемещений в руководстве советских органов государственной безопасности в послевоенный период. Только на посту министра госбезопасности СССР за неполные девять послевоенных лет побывало шесть человек.

К окончанию Второй мировой войны во главе органов госбезопасности оказались в основном те люди, которые сделали карьеру после массовых репрессий и являлись выдвиженцами наркома внутренних дел Л. П. Берии. Возглавив МГБ СССР в мае 1946 года, В. С. Абакумов стал выдвигать на руководящие посты своих бывших подчиненных из военной контрразведки. Многие прежние руководители ГУКР «Смерш» и управлений контрразведки фронтов оказались во главе ведущих управлений и отделов центрального аппарата министерства. После клеветнического заявления старшего следователя М. Д. Рюмина о сокрытии министром от ЦК ВКП(б) данных по важным уголовным делам, Абакумов в июле 1951 года был отстранен от работы и арестован. Новым министром в августе 1951 года был назначен С. Д. Игнатьев, сделавший ставку на привлечение в органы МГБ и назначение на руководящие должности бывших партийных и советских работников. Новый министр, слабо разбираясь в тактике ведения текущих операций и разработок, тем не менее, смог вскрыть ряд действительно серьезных проблем в деятельности органов МГБ и попытался, насколько это было в его силах, добиться соблюдения законности в оперативной и следственной работе. Возглавивший после смерти Сталина объединенное МВД СССР Л. П. Берия постарался избавиться от выдвиженцев Игнатьева, но был 26 июня 1953 года арестован и позднее расстрелян вместе с несколькими своими ближайшими сотрудниками. После его ареста органами внутренних дел и государственной безопасности до создания 13 марта 1954 года Комитета государственной безопасности руководил С. Н. Круглов.

Подобные регулярные перестановки руководителей «верхнего эшелона» являлись серьезным препятствием для повышения эффективности работы органов государственной безопасности. Они порождали атмосферу неуверенности, лишали руководителей стимула серьезно заниматься совершенствованием работы в подчиненных структурах. В работе ряда подразделений центра и периферии не чувствовалось преемственности.

Великая Отечественная война привела к значительным кадровым подвижкам и на других уровнях кадрового состава органов разведки и контрразведки. В частности, в военные годы для восполнения боевых потерь на фронте и укомплектования территориальных органов потребовалось значительное количество оперативников. Эта потребность была покрыта во многом за счет ускоренной подготовки оперативного состава в школах контрразведки. Одновременно многие прежние рядовые оперативные сотрудники стали за годы войны руководителями среднего звена.

Особенно бурно этот процесс происходил в территориальных органах в период 1944–1945 годов, когда проводилась большая работа по укомплектованию вновь создававшихся органов госбезопасности на освобожденных от немецкой оккупации территориях. Только по состоянию на начало 1945 года было заново укомплектовано кадрами на освобожденных территориях 1 404 органа НКГБ (от райотделений до наркоматов республик), за это же время было выдвинуто на руководящую работу в периферийные органы на должности, входившие в номенклатуру ЦК ВКП(б) и Наркомата (от начальника отдела до наркома госбезопасности республики), более 500 человек.

Абсолютное большинство оперативного состава, работавшего в органах МГБ СССР в первое послевоенное десятилетие, пришло на работу в органы госбезопасности после 1937–1938 годов. Количество сотрудников МГБ СССР, переживших период «чистки», даже в центральном аппарате составляло на 1946 год всего лишь около 10 процентов.

Новым сотрудникам пришлось в отсутствии старших коллег самим набирать опыт оперативной работы в ходе Великой Отечественной войны. Для многих сотрудников из данной категории было характерно то, что они не имели должной общеобразовательной и правовой подготовки, а также специальных теоретических познаний в области борьбы со спецслужбами противника.

Приведенные выше обстоятельства нашли свое отражение в решении политбюро ЦК ВКП(б) от 20 августа 1946 года, где выдвигалось требование «пересмотреть систему переподготовки кадров в целях повышения квалификации работников, установить твердые сроки обучения в ныне существующих школах... Организовать общеобразовательную подготовку сотрудников органов МГБ без отрыва их от работы...».

Для подготовки оперативных работников, следователей, переводчиков и других специалистов для органов МГБ СССР в 1946–1954 годах была развернута ведомственная система учебных заведений, включавшая в себя Высшую школу МГБ, Школу следственных работников МГБ, Киевскую и Ленинградскую школы переподготовки руководящего и оперативного состава, Алма-Атинское, Бакинское, Горьковское и некоторые другие учебные заведения.

В первые послевоенные годы, и особенно когда министерство возглавлял С. Д. Игнатьев, была продолжена практика «партийных» наборов для работы в МГБ руководящих партийных, комсомольских и советских работников. После одно–двухгодичного обучения пришедшие из гражданских учреждений сотрудники назначались на руководящие должности – от заместителя начальника отделения до заместителя начальника управления – в различные оперативные подразделения. Одновременно в конце 1952 – начале 1953 года в органах госбезопасности была проведена очередная кадровая «чистка», на этот раз по национальному признаку. В связи с развернувшейся в стране кампанией по борьбе с «космополитизмом» из органов МГБ СССР было уволено большинство сотрудников-евреев.

Переход страны к мирной жизни повлек изменения в направленности и содержании деятельности органов государственной безопасности. На первом этапе, непосредственно после завершения войны, в качестве своей основной задачи органы «Смерш» – НКГБ – МГБ рассматривали выявление и розыск официальных сотрудников и агентуры спецслужб воевавших против СССР стран, а также изменников родины и пособников оккупантов из числа советских граждан. Эффективность этой работы оставалась на протяжении всех послевоенных лет достаточно высокой. Так, только с 1 мая по 31 декабря 1946 года территориальными органами МГБ было выявлено 3 753, а транспортными и водными отделами МГБ – 323 агента германских разведывательных и контрразведывательных органов; 1 207 человек было арестовано военной контрразведкой.

Работа по розыску преступников военных лет была, безусловно, важной задачей, но на первый план вышла борьба со спецслужбами США и Великобритании. Работа по данной линии не являлась абсолютно новой для советской контрразведки: аресты агентуры разведок этих стран имели место еще во время войны и в основном происходили в северных районах, где дислоцировались военные миссии и отдельные подразделения союзников и куда прибывали морские конвои.

Новые условия оперативной обстановки предопределили разделение всей контрразведывательной работы органов МГБ на три разные по масштабам составные части: разработку действовавших в СССР под дипломатическим прикрытием резидентур спецслужб западных стран и их союзников; выявление и розыск агентуры этих спецслужб среди возвратившихся в СССР репатриантов и реэмигрантов, а также агентов-нелегалов; борьбу с разведывательно-подрывной деятельностью иностранных спецслужб, направленной против советских воинских частей и гражданских учреждений за границей.

В работе по легальным резидентурам разведок США и Великобритании участвовали преимущественно сотрудники Второго управления министерства. За первые три послевоенных года по подозрению в принадлежности к агентуре зарубежных разведок они арестовали ряд советских граждан, связанных с иностранными дипломатами. При этом большую часть арестованных составляли женщины.

Общее число осужденных за шпионскую связь с иностранными дипломатами в послевоенный период достигает нескольких десятков человек. Однако данные цифры не отражают действительного положения дел. Следуя установившейся с 1930-х годов традиции, контрразведчики расширительно трактовали состав такого преступления, как измена родине в форме шпионажа. Чуть ли не любая информация, которую советские граждане сообщали иностранцам, например, о нехватках продуктов в магазинах, тяжелом положении в колхозах и т. п., рассматривалась как передача клеветнических, а то и разведывательных материалов об СССР. Исходя из этого, требуется тщательно анализировать и заново оценивать с юридической точки зрения имеющуюся в архивах информацию относительно данной категории арестованных лиц.

Органы госбезопасности стремились максимально ограничить контакты советских людей с иностранцами. Граждан, поддерживавших связь с иностранцами, но не подозревавшихся в шпионаже, вызывали в органы МГБ для профилактической беседы, практиковалось оказание воздействия на них через родственников с целью заставить прекратить связь с иностранцами. Проституток, спекулянтов и других лиц, которые поддерживали связь с иностранцами в корыстных целях, органы МГБ высылали в административном порядке из Москвы. Эти меры существенно затрудняли иностранным резидентурам, действовавшим под прикрытием посольств, ведение агентурной работы. Показательно заявление, сделанное в 1947 году в одной из бесед помощником военного атташе США в Москве: «…я ставлю вопрос об отзыве меня из СССР… Здесь очень трудно собирать информацию и вообще невозможно работать. Только успеешь с кем-либо познакомиться поближе, как его уже арестуют. Установишь связь с какой-нибудь девушкой, а на другую встречу она отказывается приходить».

Значительные усилия советская контрразведка предпринимала для того, чтобы предупредить попытки разведчиков-дипломатов, особенно военных атташатов, вести разведку путем личного наблюдения во время поездок по СССР. В этих целях задействовались контрразведывательные подразделения местных органов государственной безопасности. Контроль за дипломатами был исключительно плотным. В отношении наиболее активных дипломатов-разведчиков заранее планировались мероприятия по поимке их с поличным во время ведения разведки.

Масштабная работа органов госбезопасности по репатриантам и реэмигрантам представляет собой весьма сложное и противоречивое явление, так как в процессе ее часто допускались серьезные нарушения законности. Испытывая давление со стороны центрального аппарата МГБ, требовавшего, невзирая на местные условия оперативной обстановки и отсутствие реального противника, «результатов» по американской и английской линиям, сотрудники госбезопасности на местах добивались их прежде всего за счет репатриантов и реэмигрантов. В большинстве случаев последних арестовывали по малозначительным материалам и в ходе следствия путем запугивания и применения других незаконных действий, вплоть до избиений, заставляли сознаваться в сотрудничестве с иностранной разведкой. Именно по этой причине абсолютное большинство репрессированных лиц этих категорий в 1990-е годы было реабилитировано.

Переход, начиная со второй половины 1949 года, разведслужб США и Великобритании к практике заброски на территорию СССР своей агентуры по нелегальным каналам с подложными документами су ...

 Отправлено: 19.05.07 17:55. Заголовок: Re:

... щественно осложнил оперативную обстановку, особенно в приграничных регионах. Агенты-нелегалы представляли собой бывших советских граждан, оставшихся после войны на Западе и прошедших специальную подготовку в американских или английских разведшколах. Как правило, эти агенты выбрасывались на советскую территорию в ночное время с парашютом с самолетов, нарушивших воздушную границу, либо высаживались на морское побережье с быстроходных катеров. На территории Закавказья встречались случаи перехода сухопутной границы СССР с Турцией. Неоднократно вооруженные группы агентов турецкой и других разведок по два–три человека пытались пробиться с территории этой страны с боем. Всего до середины 1950-х годов контрразведка обезвредила более ста агентов-нелегалов иностранных разведок.

Организуя розыск этой исключительно опасной категории агентуры, советские органы госбезопасности предпринимали меры по усилению охраны государственной границы... При МГБ – УМГБ приграничных республик и областей были организованы специальные штабы, которые координировали розыскные мероприятия всех правоохранительных органов в случае получения от сил ПВО и пограничников сигналов о нарушении границы. Помимо этого разведывательными и контрразведывательными органами МГБ проводились активные мероприятия по завязыванию оперативных игр с английской и американской разведками с использованием захваченных агентов-нелегалов.

Особенно активно подобные оперативные игры велись на территории советской Прибалтики, где противник, забрасывая нелегалов, делал ставку на националистическое подполье. Только в процессе проведения оперативных игр в Латвии с 1949 по 1956 год органами госбезопасности было захвачено 15 агентов английской разведки, у которых было изъято 32 портативных коротковолновых радиостанции, 17 радиомаяков, 6 видов тайнописи, более трех миллионов рублей денег и т. п. Столкнувшись с эффективными действиями советской контрразведки, американские и английские разведслужбы вынуждены были в очередной раз изменить свою тактику и к концу 1950-х годов отказались от дальнейшей заброски в нашу страну своих агентов-нелегалов.

Весьма жесткое противоборство советской контрразведки со спецслужбами ведущих западных государств развернулось на территории советских оккупационных зон Германии и Австрии. Используя прозрачность границ между зонами оккупации, переживаемые населением этих стран материальные трудности, разведки Великобритании, США и Франции пытались создать в окружении дислоцированных там советских воинских частей густую сеть своей агентуры из числа немцев и австрийцев. В 1945–1954 годах аппаратом уполномоченного МГБ СССР в Германии, а также органами военной контрразведки групп советских войск были разоблачены тысячи агентов западных разведок.

Уже в начале 1946 года американская разведка начала осуществлять военно-разведывательную программу «Грааль» по сбору информации о советских войсках и планах советского командования в Восточной Германии. В этой операции были задействованы сотни агентов из числа местных жителей. Действуя подобно гитлеровским спецслужбам, американцы пытались собирать интересовавшую их информацию за счет массового использования малоценной агентуры. После провала арестованные агенты заменялись новыми. Они имели задания по установлению численности боевой техники и личного состава военных объектов, записывали номера советских автомашин, фотографировали и составляли схемы военных аэродромов и т. п. Агенты из данной категории лиц, как правило, поверхностно инструктировались представителями завербовавших их американских, английских и французских спецслужб, не имели опыта разведывательной работы и поэтому попадали в поле зрения советской контрразведки вскоре после того, как приступали к выполнению задания.

Одним из наиболее острых направлений работы органов государственной безопасности СССР в послевоенный период стала борьба с националистическим подпольем в западных регионах СССР. Советское руководство рассматривало эти движения как сепаратистские, направленные на отторжение от страны тех или иных территорий и в этой связи закономерно поставило перед органами государственной безопасности задачу по их ликвидации.

На первом этапе работы правоохранительные органы встретились с многочисленными и достаточно хорошо вооруженными формированиями и вынуждены были активно прибегать к помощи частей и подразделений внутренних войск, а также войск по охране тыла действующей армии. Основным видом оперативных мероприятий были оперативно-войсковые операции, которые перерастали в ряде случаев в настоящее бои с крупными вооруженными формированиями националистов. К примеру, только в западных областях Украины за 1944 и первые полтора месяца 1945 года войсками НКВД было проведено более 6,5 тысячи оперативно-войсковых операций, в ходе которых было убито свыше 30 тысяч участников незаконных вооруженных формирований, около 45 тысяч захвачено в плен, а 13,5 тысячи явились с повинной. Количество захваченного войсками оружия исчислялось многими тысячами единиц.

Первый этап в борьбе с националистическим подпольем в основном завершился к концу 1945 – началу 1946 года, когда были разгромлены наиболее крупные вооруженные формирования националистов, а оставшиеся на свободе их участники были вынуждены разбиться на небольшие группы, перейти на нелегальное положение и скрываться в лесных массивах, в бункерах и других укрытиях. Стремясь воспрепятствовать установлению новой власти, эти группы совершали диверсии, убивали партийных и советских работников, сотрудников органов МВД и МГБ, военнослужащих, зверски расправлялись с активистами из числа гражданского населения.

В 1947 году по решению правительства вся работа по окончательной ликвидации подполья и его вооруженных формирований была возложена на МГБ СССР. В практику вошло создание оперативных групп, которые наряду с оперативно-войсковыми мероприятиями стремились обзавестись своими источниками как среди местного населения, так и внутри вооруженных формирований. Потребовалось и проведение в западных регионах комплекса политических, хозяйственных и других мероприятий.

В процессе ликвидации подполья и его незаконных вооруженных формирований в конце 1940-х – начале 1950-х годов были осуществлены массовые операции по выселению из советской Прибалтики, западной Украины и Белоруссии членов семей установленных националистов, так называемых бандпособников и кулаков. Эти мероприятия были призваны подорвать базу националистического движения, лишить его поддержки местного населения. Однако массовые выселения явились, в целом, ярко выраженным произволом властей в отношении собственных граждан. В результате их проведения десятки тысяч человек были высланы на спецпоселение в отделенные районы страны.

Всего в 1946–1953 годах внутренними войсками (позднее войсками МГБ СССР) в западных регионах страны было проведено около 55 тысяч оперативно-войсковых мероприятий, в результате которых общие потери подполья составили примерно 230 тысяч человек, в том числе более 50 тысяч убитыми. В свою очередь, войска потеряли в столкновениях с националистами 6 057 человек солдат и офицеров ранеными и убитыми. По линии оперативных подразделений органов госбезопасности за этот же период было арестовано около 80 тысяч участников националистического подполья и его вооруженных формирований.

Неотъемлемой частью деятельности органов госбезопасности являлся политический сыск, то есть борьба с противниками существовавшего политического режима. Она велась в первое послевоенное десятилетие фактически всеми подразделениями МГБ, включая внешнюю разведку. Первое главное управление МГБ СССР рассматривало, к примеру, работу по антисоветской эмиграции, а также зарубежным троцкистам в качестве одной из своих основных задач.

В годы войны в силу исключительно сложной обстановки борьба с так называемыми «антисоветчиками» носила очень жесткий характер. После ее окончания ситуация несколько изменилась. Победа над грозным противником и связанный с этим рост самосознания привели к появлению в обществе надежд на перемены. Так, в середине 1945 года среди деревенских жителей, части интеллигенции циркулировали слухи о том, что в скором времени согласно договоренности с союзниками будут ликвидированы колхозы, в стране будет допущена многопартийность, установится демократический строй. Реакция органов госбезопасности была первоначально достаточно сдержанной, более того, карательная политика стала менее жесткой. 28 марта 1946 года была, в частности, издана директива МГБ СССР № 30 «Об устранении недостатков в выявлении и разоблачении антисоветских элементов», в которой говорилось, что за годы войны органы госбезопасности «увлеклись» работой по «антисоветчикам-одиночкам» в ущерб более глубокой работе по выявлению организованного «антисоветского подполья» и агентуры иностранных разведок. Например, количество арестованных УНКГБ Приморского края «одиночек» за антисоветскую агитацию составило 80,4 процента от всего количества арестованных в 1945 году, в Чкаловской области этот показатель был равен 76,3 процента. В директиве предлагалось выделить действительно серьезные дела и организовать по ним активную работу. В отдельных случаях в отношении лиц, допускавших «отрицательные и антисоветские высказывания», но проявивших себя положительно в годы войны на фронте или в тылу, следовало проводить профилактические мероприятия.

К сожалению, период некоторой «либерализации» в сфере идеологии оказался совсем коротким. Как представляется, одной из основных причин нового ужесточения борьбы с «антисоветчиками» стала начинавшаяся «холодная война». В условиях угрозы нового серьезного военного конфликта руководство страны и органов госбезопасности организовало и провело ряд «массовых операций» по «очистке» центральных и приграничных районов страны от «политически неблагонадежного» контингента населения.

Активизировалась работа по бывшим идеологическим противникам большевиков. В июле 1947 года органам госбезопасности было дано указание поднять из архивов «необоснованно сданные» материалы и дела на троцкистов, зиновьевцев, «правых», меньшевиков и эсеров и взять проходивших по ним лиц в активную разработку. В соответствии с указом Президиума Верховного Совета СССР от 21 февраля 1948 года органам МГБ было предписано арестовать и направить в ссылку на поселение в отдаленные районы Сибири и Дальнего Востока бывших шпионов, диверсантов, террористов, троцкистов, «правых», меньшевиков, эсеров, анархистов, националистов, белоэмигрантов и участников других антисоветских организаций, освобожденных по отбытии наказания из лагерей и тюрем после окончания Великой Отечественной войны. 26 октября 1948 года была принята совместная директива Прокуратуры СССР и МГБ СССР № 241/66сс о порядке реализации указа органами госбезопасности. Согласно данным МВД СССР было освобождено из лагерей и тюрем 45 048 человек заключенных указанных категорий. Весной 1949 года Абакумов доложил Сталину о первых результатах выполнения директивы: по состоянию на 15 марта 1949 года было арестовано и направлено в ссылку 12 081 человек.

В том же 1949 году политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение в целях «очистки» Грузии, Армении, Азербайджана и всего Черноморского побережья от нежелательных элементов выселить на вечное поселение в отдаленных районах страны под надзор органов МВД бывших членов партии дашнаков, граждан турецкой и греческой национальности вместе с членами их семей; аналогичное решение было вынесено в отношении проживавших на территории Молдавии кулаков, бывших помещиков, крупных торговцев, лиц, сотрудничавших с немецкими и румынскими властями, а также участников профашистских партий и организаций, нелегальных религиозных сект, бывших белогвардейцев.

1949 год оставил свой след в политической истории нашей страны не только «массовыми операциями», но и как год начала так называемого «Ленинградского дела».

Проводимые «чистки» обусловили пик арестов за «антисоветскую пропаганду». Если в 1948 году за данный вид преступления было арестовано 9 499 человек, то в 1949 году – 15 471, а в 1950 году – 12 427 человек.

Проведенный анализ основных направлений деятельности органов НКГБ – МГБ – МВД СССР позволяет сделать вывод о том, что с окончанием Второй мировой войны органы государственной безопасности получили лишь короткую «передышку». Началось новое осложнение политической и оперативной обстановки. С учетом этого, а также выполняя установки партийно-государственного руководства, органы госбезопасности создали и поддерживали в стране в первое послевоенное десятилетие жесткий контрразведывательный режим, занимались подавлением любых форм инакомыслия.

В целом, несмотря на определенные издержки, следует признать, что в условиях разгоравшейся «холодной войны» органы государственной безопасности СССР оказались на должной высоте. Пресекая разведывательно-подрывную деятельность иностранных разведок и незаконных вооруженных формирований, они внесли существенный вклад в дело обеспечения суверенитета и территориальной целостности страны, сохранение завоеванных СССР в ходе Второй мировой войны международных позиций.

 Отправлено: 19.05.07 17:56. Заголовок: Re:

В. А. Лебедев, кандидат исторических наук. Академия СВР России

ИЗ ИСТОРИИ РАБОТЫ «ЛЕГАЛЬНОЙ» РЕЗИДЕНТУРЫ ВНЕШНЕЙ РАЗВЕДКИ ОРГАНОВ ГОСБЕЗОПАСНОСТИ В ЛОНДОНЕ В 1946–1952 годах

После окончания Второй мировой войны резко обострились поли-тические, главным образом идеологические противоречия между недав-ними союзниками по антигитлеровской коалиции: СССР с одной сторо-ны, США и Англией – с другой. Отнюдь не случайно этот период вошел в историю под названием «холодной войны». Кризисная ситуация в ми-ре предопределила содержание задач, стоявших перед советской внеш-ней разведкой. Уже в августе 1946 года, несколько месяцев спустя после известной речи У. Черчилля в Фултоне, руководство СССР поста-вило перед органами госбезопасности в качестве главной задачи борьбу с подрывной деятельностью США и Англии. Именно тогда, в на-чале 1950-х годов, в оперативный лексикон вошло понятие «главный про-тивник», где США на протяжении десятилетий оставались центральной фигурой.

Что касается внешней разведки, то ей задачи формулировались следующим образом: обеспечить своевременное получение материалов о планах главного противника в военно-политической области, о его достижениях в научно-технических областях, о подрывных замыслах и действиях против Советского Союза, других социалистических стран.

Необходимо четко обозначить ведомственную принадлеж-ность внешней разведки органов государственной безопасности в силу того, что информация по этому вопросу до сего времени скудна и противоречива.

До середины 1946 года Разведывательное управление существова-ло в виде восьми, затем десяти оперативно-территориальных отделов, созданных еще в августе 1941 года. Разумеется, произошли опреде-ленные изменения. Западноевропейский и скандинавский отделы были слиты воедино, появились новые подразделения, в частности информационный отдел. Вырос статус и учебного заведения внешней разведки. Если до войны Школа особого назначения (ШОН) являлась лишь отделением центрального аппарата, то сформированная в 1943 году Разве-дывательная школа (РАШ) стала его отделом.

В июне 1946 года вместо Разведывательного управления было создано Первое главное управление Министерства госбезопасности (ПГУ МГБ), имевшее в своей структуре два управления. Первое занималось разведкой с «ле-гальных» позиций, второе – руководило нелегальными резидентурами.

В мае 1947 года внешняя разведка органов госбезопасности пе-решла в ведение Комитета информации (КИ), который вобрал в себя и военную разведку – Главное разведывательное управление Ге-нерального штаба. Председателем КИ являлся В. М. Молотов, его заместителями были: от МИД – Я. А. Малик, затем В. А. Зорин, от политичес-кой разведки – П. В. Федотов, затем С. Р. Савченко, от военной – Ф. Ф. Кузнецов. Все эти лица составляли коллегию КИ – высшее руководство единой закордонной разведки.

Слияние политической и военной разведок, как и в 1920-е годы, довольно быстро показало свою нецелесообразность, и в январе 1949 года военные вернулись в Генштаб. Политическая разведка находилась в КИ еще почти три года. В ноябре 1951 года в МГБ было воссоздано ПГУ во главе с С. Р. Савченко. Таким образом, на первые послевоенные годы пришлось формирование организационной структуры политической разведки, создание в ней новых подразделений, наполнение их личным составом, во многом отличавшимся от кадров чекистов кануна войны и военных лет, поиск новых и восстановление старых форм и методов агентурно-оперативной работы.

Ведущую роль в решении поставленных задач играла «легальная» резидентура внешней разведки в Лондоне. Ее значение определялось целым комп-лексом факторов. Во-первых, именно Англия, которая в послевоенный период являлась единственной страной, находившейся в тесном, хотя и юридически неоформленном союзе с США, располагала крайне важной для советского руководства политической, военно-стратегической, научно-технической информацией о планах и намерениях правительств этих двух государств в решении важнейших международных проблем: послевоен-ного урегулирования германской проблемы, вопросов будущего государственного устройства Польши, Чехословакии, ряда Балканских государств, заключения мирных договоров с быв-шими союзниками Германии. Сведения по военной тематике включали освещение хода англо-американских штабных переговоров по вопросам совместных действий в случае военного столкновения с СССР, деятельности США по созданию НАТО, других блоков развертывания вооруженных сил США в Японии, их устремлений в Ко-рее. Исключительное значение имело продолжение поступления науч-но-технической информации по фундаментальным и прикладным исследо-ваниям в условиях монополии США на атомное оружие. Поясним, почему именно Лондон, а не Вашингтон или Нью-Йорк, где в годы войны советской разведкой добывалась исключи-тельно ценная информация по научно-технической проблематике, занял ключевое положение среди ее разведывательных приоритетов. После окончания Второй мировой войны резидентуры советской внешней разведки в этих городах понесли тяжелые потери в агентурном аппарате, а многие агенты из числа американцев были де-морализованы развернувшейся в США разнузданной антисоветской кам-панией.

Во-вторых, именно в Лондоне советская разведка располагала ценной агентурой из числа англичан, которая впоследствии получила название «кембриджской пятерки». Уровень информированности агентов был таков, что они были в состоянии освещать все вопросы, интере-совавшие в тот период руководство СССР.

Что касается еще одной крупной западной державы-победительни-цы – Франции, то правящие круги США и Англии с недоверием относи-лись к ее политическому руководству и намеренно не информировали его о своих планах и замыслах, в силу чего информационные возмож-ности советской внешней разведки в этой стране были сильно ограни-чены.

Таким образом, в середине 1940-х – начале 1950-х годов лондонская «легальная» резидентура располагала значительными возможностями для успешной агентурно-оперативной деятельности. Несмотря на то, что ее численный состав был относительно неве-лик (8–12 оперработников), в качественном отношении она соот-ветствовала стоявшим перед ней задачам. Весь оперативный состав и прежде всего ее руководители накопили определенный опыт работы в других резидентурах или в Центре. Подавляющее большинство сотруд-ников имели прочные навыки работы с агентурой из числа иностран-цев. К тому же в начале 1950-х годов личный состав резидентуры расши-рился за счет молодых кадров, сравнительно недавно пришедших в ор-ганы госбезопасности и разведку. Они, не имея, быть может, серьез-ного оперативного багажа, обладали хорошей политической и языковой подготовкой, естественнее и быстрее вливались в коллектив советского посольства, активнее и легче заводили связи среди англичан. Отметим, что работа в крупной по тем временам резидентуре, дис-циплина и порядок, царившие в ней, оперативный опыт старшего поко-ления чекистов-разведчиков, которым они охотно делились с молодыми сотрудниками, – все это позволило последним в дальнейшем вырасти в крупных работников внешней разведки, возглавить ее загранаппараты и под-разделения в Центре.

Одной из наиболее актуальных задач, стоявших перед всем кол-лективом резидентуры, являлась проблема собственной зашифровки пе-ред английской контрразведкой. Еще в 1944 году в предвидении окон-чания войны Сикрет Интеллидженс Сервис (СИС) коренным образом пе-рестроила свою деятельность. Все ее силы, направленные в годы вой-ны на борьбу со спецслужбами гитлеровской Германии, были обращены теперь против советской разведки. Однако ужесточение с окончанием боевых действий контрразведывательного режима не застало резидентуру врасплох. Она также оперативно перестроила свою работу, осо-бенно в части, касающейся проведения личных встреч с агентурой. Так, во время войны встречи проводились главным образом в центре Лондона, в районе Сохо, что в целом было оправдано военным режимом работы агентов, затемнением, бомбардировками, наличием военных патрулей. После войны места для встреч стали подбираться с учетом условий мирного времени, наиболее вероятной системы организации наружного наблюдения английской контрразведки и ее пристрастия к созданию постоянных постов слежения в узловых точках города.

Оперативные и технические работники резидентуры трудились са-моотверженно, не щадя сил. В связи с большим объемом работы их пребывание в здании посольства затягивалось до 2–3 часов ночи. Это объяснялось тем, что все разведчики должны были в полном объеме выполнять свои обязанности по прикрытию. Характерная черта: в тот период наиболее квалифицированными дипломатами в советском по-сольстве в Лондоне являлись чекисты-разведчики, поэтому на их долю выпадала значительная часть чисто дипломатической работы. Доста-точно сказать, что именно наших оперработников советский посол предпочитал иметь в качестве своих помощников при выполнении особо важных поручений. Так, к работе многолетнего совещания заместителей министров иностранных дел великих держав по вопросу о судьбе бывших иностранных колоний, посол, представлявший Советский Союз, на постоянной основе привлекал в качестве своих помощников двух сотрудников резидентуры.

В силу значительной загруженности по прикрытию, свои непос-редственные служебные обязанности разведчики были вынуждены вы-полнять поздним вечером и ночью, что неминуемо приводило к их рас-шифровке. Британская контрразведка на постоянной основе регистрировала приход на работу, выход в город в рабочее время, уход с ра-боты всех сотрудников посольства. Подобный контроль, производив-шийся в течение первых трех месяцев пребывания советского гражда-нина в стране, позволял контрразведке точно установить его ведомс-твенную принадлежность. К сожалению, каких-либо мер по исправлению сложившегося положения предпринято не было. Сейчас уже трудно су-дить о причинах этого, хотя, как представляется, значительную роль сыграл острый недостаток квалифицированных, прежде всего в языко-вом отношении, кадров, а также наличие довольно широко распростра-ненного в тот период убеждения, что самое главное в разведке – это не быть пойманным «с поличным».

Вот для этого предпринимались все возможные меры. Руководство резидентуры прекрасно отдавало себе отчет в том, насколько ценной являлась агентура, находившаяся на связи, и делало все возможное для того, чтобы обезопасить ее. Ис-пользовался целый комплекс мер: легендировался выход оперработника из учреждения прикрытия, который был бы убедительным для службы наружного наблюдения, активно использовались практически все виды общественного транспорта (особенно метро) с целью выявления наруж-ного наблюдения, исключалось появление оперработника в узловых точках города. Сколь скрупулезно подходили сотрудники резидентуры к обеспечению безопасности агентов, видно хотя бы из того, что про-верочный маршрут перед выходом на встречу с каждым из них занимал по времени более пяти часов и предусматривал использование минимум трех видов транспорта помимо пешего прохождения проверочного марш-рута.

Чтобы дать наглядное представление о тех, кто в тот период составлял «золотой фонд» агентурного аппарата советской внешней разведки, кто на протяжении многих лет обеспечивал руководство СССР важной информацией по широкому кругу приоритетных проблем, зачастую носившей упреждающий характер, остановимся на заключи-тельном этапе деятельности одного из ценных агентов советской внешней разведки – легендарного разведчика Кима Филби. Сначала несколько слов о нем самом. Гарольд Адриан Рассел Филби родился в Индии в 1912 году в семье крупного английского чиновника. Своей подвижностью, смелостью, решительностью сын чем-то напоминал отцу героя романа Р. Киплинга «Ким», где рассказывалось о пол-ной приключений жизни мальчишки-разведчика, англо-индуса по проис-хождению, и он прозвал его Кимом. С тех пор члены семьи, друзья и сослуживцы стали звать Гарольда Кимом. Как оказалось впоследствии, его отец – кадровый разведчик попал в точку. Многие черты характе-ра киплинговского героя Кима – всеобщего друга – совершенно четко прослеживались у Филби.

Ким Филби был завербован в начале июня 1934 года сотрудником лондонской нелегальной резидентуры видным советским разведчиком Арнольдом Дейчем (Стефаном Лангом), трагически погибшем в конце 1942 года при следовании в очередную служебную командировку.

Незадолго до начала Второй мировой войны Филби, ставший из-вестным журналистом, по рекомендации своих друзей – кадровых сот-рудников английской разведки, поступил туда на работу, что, безус-ловно, значительно повысило его ценность как советского агента. Он начал свою карьеру с должности инструктора школы СИС по подготовке диверсантов для заброски на территорию, оккупированную фашистской Германией. В 1943 году ему предложили остаться в кадрах СИС, а 1944 год он встретил уже в должности начальника ее нового, 9-го отдела, основной задачей которого являлась работа против советс-кой разведки. Важно отметить, что в руководстве английской спецс-лужбы всерьез рассчитывали на то, что со временем именно он ее и возглавит. Но у Филби имелся один серьезный «недостаток» – отсутс-твие опыта разведывательной работы. В этой связи его в 1946 году направили резидентом в Турцию под прикрытием должности первого секретаря посольст-ва Великобритании. Его главной задачей явилась вербовка, подготов-ка и заброска агентуры английских спецслужб в Закавказье, южные районы России и на Украину. В конце 1949 года Филби был переведен в Вашингтон на должность офицера связи СИС с американскими спецслуж-бами. В его обязанности входила координация деятельности с ФБР и только что созданным Центральным разведывательным управлением. Ру-ководство ЦРУ, стремясь перенять опыт англичан при создании своей разведки, прислушивалось к рекомендациям Филби в ходе решения ор-ганизационных и оперативных вопросов. Если руководство ЦРУ в целом с удовлетворением восприняло появление опытного английского раз-ведчика, то директор ФБР Э. Гувер отнесся к нему с чрезвычайной по-дозрительностью и настороженностью. Он расценил приезд Филби как стремление англичан развернуть разведывательную работу если не против США, то, во всяком случае, в США. Дело дошло до того, что начальнику СИС генералу Мензису пришлось давать Гуверу письменные заверения в обратном. Излишне говорить, что служебное положение в Вашингтоне давало Филби уникальные возможности для освещения раз-ведывательной деятельности англичан и американцев против СССР.

Одним из его крупных оперативных достижений на этом посту явился срыв весной 1951 года операции ЦРУ по организации контрре-волюционного мятежа в Албании. Началом акции должна была стать заброска на территорию страны нескольких сот диверсантов – выход-цев из нее – с целью создания в ряде населенных пунктов очагов «восстания», которые, слившись воедино, привели бы к свержению су-ществующего строя. ЦРУ возлагало на эту операцию большие надежды, рассматривая ее в качестве «пробы сил» при организации аналогичных акций в других странах Восточной и Юго-Восточной Европы.

В 1951 году К. Филби после вынужденной эвакуации двух других ценных агентов советской разведки Д. Маклина и Г. Берджеса в Советс-кий Союз попал под подозрение британской спецслужбы и ему было предложено выйти в отставку. Сначала его подозревали в том, что он предупредил Маклина о предстоящем аресте, затем, в том, что он сам является советским агентом. Допросы, продолжавшиеся с середины 1951 до начала 1953 года, проводились самыми опытными следователя-ми. Филби после первой же беседы с начальником английской конт-рразведки Д. Уайтом, поняв, что улик против него нет, а есть только подозрения, во время допросов все отрицал, стараясь не допустить противоречий в своих показаниях. Таким образом, в поединке с анг-лийской контрразведкой Филби одержал убедительную победу. В 1955 году английское правительство сняло с него все обвинения.

Об уровне оперативной зрелости агента, глубине подготовки и воспитания свидетельствует его поведение в 1951 году, когда он, тщательно все взвесив, решил остаться в Англии и в течение пяти лет сумел выдержать многочисленные допросы, выстоять перед травлей в средствах массовой информации, добиться публичного признания своей невиновности британским парламентом. В 1956 году он был вновь принят в кадры британской разведки и направлен на Ближний Восток под прикрытием корреспондента журнала «Экономист» и газеты «Обсервер».

Остается лишь добавить, что в 1963 году Филби в связи с прямой угрозой провала был нелегально выведен в Советский Союз. Анализ всех обстоятельств данного дела дает основания полагать, что, как это ни парадоксально, англичане, безусловно, догадываясь о работе К. Филби на советскую разведку, боялись его арестовывать и созна-тельно дали ему возможность совершить побег. Арест и суд такой фи-гуры, как Филби, в политическом плане нанес бы значительно больший ущерб английскому правительству и спецслужбам.

 Отправлено: 19.05.07 17:57. Заголовок: Re:

П. П. Диланян. Академия ФСБ РФ

О НЕКОТОРЫХ ВОПРОСАХ БОРЬБЫ ОРГАНОВ ГОСБЕЗОПАС-НОСТИ СССР С РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНО- ПОДРЫВНОЙ ДЕЯТЕЛЬ-НОСТЬЮ АМЕРИКАНСКОЙ И АНГЛИЙСКОЙ РАЗВЕДОК


С началом «холодной войны» американская и английская раз-ведки значительно активизировали свою деятельность против СССР, что потребовало коренной перестройки работы советских органов госбезопасности. В соответствии с постановлением ЦК ВКП(б) МГБ 2 февраля 1947 года издало приказ «Об усилении контрразведывательной работы по борьбе с агентурой американской и английской разведок», который определил основные направления, формы и методы деятельности по данной линии. Программа действий была сформулирована и в приказе МГБ по органам военной контрразведки.

Приказы эти сыграли свою роль. Согласно годовым статистическим данным отдела «А» министерства в 1947 году было арестовано 1 133 агента американской разведки, в 1948 году – 2 057, в 1949 году – 1 607; агентов английской разведки соответственно 703, 939, 1 607; агентов французской разведки – в 1947 году – 90, в 1948 – 251. По отдельным видам преступлений количество арестованных в 1949 году по сравнению с предыдущим годом также возросло: по шпионажу – с 5 129 до 5 638 человек, по террору и террористическим намерениям – с 2 196 до 3 675 человек. Цифровые показатели из года в год росли.

Но эта динамика вызывает серьезные сомнения. Группа научных сотрудников кафедры истории отечества и органов безопасности Академии ФСБ РФ работает на протяжении ряда лет над под-готовкой сборников документов по проблеме «Основные направления деятельности органов госбезопасности в послевоенные годы (1946–1953)». Через наши руки прошли тысячи документов: директивы, приказы, указания Центра, отчеты, докладные записки и спецсообщения местных органов и, в частности, по американской и английской линиям. Но что смущает. Читаешь эти документы, и перед тобой проходят сотни фамилий агентов американской и английской разведок, занимавшихся шпионажем, и многие из них были арестованы и осуждены по соответ-ствующим статьям УК РСФСР, как правило, на 20–25 лет. Однако абсо-лютному большинству осужденных через несколько лет срок наказания сокращался вдвое, затем они подпадали под амнистию или указы Президиума Верховного Совета СССР с освобождением из тюрем, со снятием судимости. Обычно формулировки были таковы: за недоказан-ностью преступления, за отсутствием состава преступления. И боль-шую часть из бывших осужденных за шпионаж и другие особо опасные преступления впоследствии реабилитиро-вали.

Директивы, приказы, указания в определенной степени инициировали негативные тенденции. Центр постоянно требовал результатов, а их под-час не было или было мало в силу разных причин – и субъ-ективных, и объективных, поэтому в ряде органов складывалась по-рочная практика, когда определенная часть сотрудников в погоне за «показателями» становилась на путь упрощенчества, поспешности, а порой и фальсификации.

Отметим, что МГБ СССР неоднократно обращало внимание подразделений Цен-тра и местных органов на подобные негативные явления. Так, в частности, в указании министерства от 7 января 1949 года обращалось внимание МГБ Казахской ССР на факты поспешных арестов лиц, подозревавшихся в причастности к английским разведывательным органам и, прежде всего, бывших участников «Туркестанского легиона». Как правило, аресты этих лиц осуществлялись по признакам их предательской деятельности при немцах с расчетом следственным путем выйти на английскую агентуру. Однако большинство арестованных были осуждены как предатели и пособники оккупантам; по делам же тех из них, кто сознался в принадлежности к агентуре английской разведки, многие важные моменты остались невыяс-ненными как в процессе разработки, так и следствия.

Однако в работе ор-ганов госбезопасности по данной линии были и конкретные результаты, о чем свидетельствуют материалы дела Матисус И. В.1

Согласно заключенному в годы войны договору между СССР и США, в советские порты – Архангельск, Мурманск, Владивосток, а позже и в Одессу прибывали американские пароходы. Для приемки их и по-средничества между командами американских судов и советскими властя-ми в указанных городах находились конторы помощников военно-морского атташе США, во главе которых стояли кадровые американские разведчики. Из числа разоблаченных в первые послевоенные годы аме-риканских шпионов, завербованных этими разведчиками, наибольший интерес представляет вскрытая в 1947 году резидентура американской воен-но-морской разведки во Владивостоке. Резидентом являлась Матусис И. В., уроженка США, дочь активного троцкиста, работавшая под руководством установленных американских разведчиков – военно-морского атташе США в Москве контр-адмирала Дункана, его помощника Рулларда и американских консулов во Владиво-стоке Клабба и Корри.

С июня 1942 года Матусис работала секретарем-переводчиком сформированной в Архангельске конторы военно-морского атташе США, возглавлявшейся кадровыми разведчиками Френкелем и Руллардом. Вначале они относились к Матусис настороженно, однако, когда убедились, что она резко антисоветски настроена, их подозрения постепенно рассеялись.

В ходе разработки были получены первичные данные о том, что Матусис информировала Рулларда о работе советских учреждений, с которыми ему приходилось иметь дело по роду службы. Кроме того, Матусис знакомила его с интересующими людьми, из числа которых он вербо-вал агентуру. Например, арестованные архангельскими чекистами американские шпионы Коппер и Лахти, оба финны американского происхождения, на следствии показали, что они познакомились с Руллардом через Матусис.

В 1943 году Руллард был переведен на работу во Владивосток и добил-ся перевода Матусис. Перед выез-дом на новое место службы они получили в американском посольстве в Москве лично у контр-адмирала Дункана подробное задание разведывательного характера. По прибытии во Владивосток Руллард и Матусис были взяты Управлением госбезопасности по Приморскому краю в активную агентурную разработку.

В конце 1946 года МГБ СССР через надежный источник были полу-чены данные о том, что консульство США во Владивостоке получает не-которые шпионские сведения от одного испанца, принявшего советское гражданство и работающего капитаном парохода.

УМГБ по Приморскому краю установи-ло капитана парохода «Александр Невский» Альваре-са Рубейро. Разработкой были подтверждены первичные данные о том, что он связан с американским консульством, и выявлена поддерживавшаяся связь через Матусис.

В результате анализа всех материалов, добытых в процессе разра-ботки Матусис и ее связей, стало очевидным, что в ее лице контрразведка имела дело с ловкой американской разведчицей, ведущей под руковод-ством Рулларда активную шпионскую работу.

Удивительно, сколько людей с солидным служеб-ным положением было у нее на связи, как ловко она использовала их в интересах американской разведки и как чудовищно велика была ее нена-висть к нашей стране. Приведем две выдержки из ее высказываний. В одной из бесед с нашим сотрудником она сказала: «На территории СССР нужно американцам все уничтожить – не только народ, но и все, что было создано существующим строем и ранее, опустошить страну, перепахать ее, и только тогда американцы здесь смогут создать приемлемую жизнь». На допросе в МГБ она заявила: «Я посвятила всю свою жизнь разведывательной работе. Я целиком отдалась служению американцам, будучи уверена, что мои заслуги перед ними бесследно не пройдут и, что бы со мной не случилось, американцы меня в беде никогда не оставят».

МГБ настойчиво зани-малось разработкой Матусис. Попав в поле зрения органов в 1942 году, она уже в конце войны могла быть арестована, но осуждена была лишь в апреле 1950 года. Возникает вопрос: в чем дело? Ответ в определенной степени содержится в письме 2-го Главного управления руководству УНКГБ Приморского края от 6 авгус-та 1945 года, в котором, в частности, говорилось: «Разработкой по Владивостоку, а также мероприятиями, проведен-ными в Москве во время пребывания здесь Матусис, предательская деятельность ее полностью доказана. Однако вопрос об аресте Матусис мо-жет быть решен только после отвода ее от американцев или же зашифров-ки перед американцами действительной причины ее ареста, т. е. что аре-стовывается за связь с ними. Это вызвано тем, что американцы каждый арест советского гражданина, связанного с ними или работающего у них, используют для антисоветской пропаганды в США или как аргумент в подтверждение того, что советские органы якобы преследуют всех лиц, связанных с американцами. Как известно, неоднократные попытки отвести Матусис от амери-канцев, предпринимавшиеся в прошлом во Владивостоке и Москве, не дали необходимых результатов. Изложенные в Вашем спецсообщении сведения о том, что с прибы-тием во Владивосток нового генерального консула Клабб американцы стараются внешне вести себя лояльно и заявляют о своих дружественных намерениях по отношению к СССР, заслуживают внимания. Возможно, что в связи с таким поведением американцы, зная, что Матусис неоднократно была скомпрометирована перед советскими орга-низациями, не станут брать ее, как прежде, под свою защиту. В этом слу-чае облегчится компрометация Матусис... »

22 мая 1947 года МГБ СССР обратилось с письмом в Совет Мини-стров СССР (В. М. Молотову) с просьбой разрешить арестовать Матусис. После получения согласия через местные органы МГБ была проведена комбинация, в результате которой Матусис была задержана органами ми-лиции по линии ОБХСС с поличным в момент совершения спекуля-тивной сделки, арестована и осуждена народным судом Вла-дивостока к пяти годам ИТЛ.

Будучи доставлена для следствия в МГБ СССР, Матусис призналась в том, что на протяжении нескольких лет являлась резидентом американской разведки и лично вербовала агентов из числа советских граждан, че-рез которых собирала секретные сведения о Тихоокеанском флоте и воен-ных объектах Приморья и Дальнего Востока. Матусис показала, что аме-риканская разведка проявляла особый интерес к имеющимся на Дальнем Востоке воинским частям и аэродромам, военно-морским базам, подго-товке и политическим настроениям личного состава флота, наличию во-енно-морских учебных заведений, технической оснащенности и грузообо-роту дальневосточных портов, судоремонтным заводам и докам, состоя-нию и пропускной способности железных дорог и других путей сообще-ния.

Матусис, пользуясь своими связями, до-бывала специальную, в том числе секретную литературу по военным и экономическим вопросам, а также материалы и карты Даль-него Востока и Крайнего Севера, которые представляли для американцев особый интерес. Не случайно, что активизации работы органов госбез-опасности по выявлению и пресечению подрывной деятельности агентуры разведывательных органов США на Дальнем Востоке и в районах Край-него Севера была посвящена специальная директива МГБ СССР.

По делу Матусис были арестованы и осуждены на различные сроки наказания свыше двадцати человек, так или иначе связанных с нею и ее шпионской деятельностью. Всего же следствием по этому делу было выявлено более 50 связей американцев, которых они ис-пользовали для получения разведывательной информации.

Военной Коллегией Верховного суда СССР в апреле 1950 года по ст. 58–1а УК РСФСР Матусис была приговорена к высшей мере наказания.

1 ЦА ФСБ РФ. Д. 24068. Т. 1–9.

 Отправлено: 19.05.07 17:57. Заголовок: Re:

В. Ф. Блинков, кандидат юридических наук, доцент. Академия ФСБ РФ


Подрывная деятельность спецслужб НАТО и ведущих запад-ных стран против Советского Союза в послевоенные годы

С момента создания Североатлантического альянса стала осуществ-ляться в широких масштабах межгосударственная координация разведыва-тельной деятельности спецслужб ведущих западных стран в формах согласованного планирования, совместного проведения разведывательно-подрывных операций, взаимопомощи в области разведки. Был также налажен обмен информацией и между контрразведыватель-ными службами стран – членов НАТО. С самого начала существования блока США и их спецслужбы заняли в нем лидирующую роль.

Вторым заметным участником Североатлантического блока была Ве-ликобритания. Ее спецслужбы уже в конце войны и в послевоенные годы вели такую же активную подрывную деятельность против СССР, как и США. Так, в справке 2-го Главного управления МГБ СССР, подготовленной в начале января 1952 года, отмечено: «На последнем этапе войны, когда в результате победоносного насту-пления Советской Армии военное поражение Германии стало очевидным, английская разведка приступила к приобретению и подготовке агентуры для засылки в Советский Союз. Установлено, что уже с 1944 года, по мере продвижения британских войск по Западной Европе и освобождения из немецких лагерей советских военнопленных и гражданского населения, угнанного в Германию, которые подлежали возвращению в Советский Союз в порядке репатриации, англича-не начали среди них массовую вербовку агентуры. Некоторая часть завербованных прошла специальную подготовку в разведывательных и диверсионных школах на территории Англии и перед направлением в СССР получила задание: собирать сведения о военном, эко-номическом и политическом положении Советского Союза, а также зани-маться диверсиями и вредительством».

После прекращения массовой репатриации и реэмиграции советских граждан на родину, когда легальные возможности для заброски иностранной агентуры в СССР стали более ограниченными, британская разведывательная служба сосредоточила свое внимание на усилении подрывной деятельности против СССР по нелегальным каналам через сухопутные и морские границы с территории Западной Германии, Швеции, Финляндии, Турции, Ирана и дру-гих сопредельных с СССР государств1.

В ориентировке МГБ СССР от 27 января 1952 года в ад-рес заместителя начальника Третьего главного управления «О проявле-нии внимания Разведывательным управлением Штаба США к сбору сведе-ний о советской бомбардировочной авиации дальнего действия, а также о проведении установки на скорейшую подготовку к войне между США и его союзниками против СССР и стран народной демократии» отмечалось, что в период очередной попытки осуществить план атомного нападе-ния на нашу страну спецслужбы ведущих западных стран и НАТО планировали осуществлять активные разведывательно-подрывные акции в отношении Вооруженных Сил Советского Союза и, в частности, в отношении частей, расположенных за его пределами, – в Восточной Германии и Австрии.

В ориентировке указывалось: «...отдел психологической войны штаба Военно-воздушных сил США приступил к сбору разведывательной инфор-мации о советской авиации путем опросов бывших советских граждан и во-еннослужащих из числа так называемых перемещенных лиц и наметил меро-приятия, направленные, по замыслам руководителей отдела, на разложение советских войск, находящихся в Германии и Австрии. Для этого его сотруд-ники наметили завербовать большое число бывших советских военнослужа-щих, которые будут засланы в районы расположения советских войск. За последнее время на курсах Разведыва-тельного управления штаба ВВС США усиленно проводится установка на неизбежность войны с Советским Союзом»2.

Среди военно-политических руководителей и спецслужб ведущих за-падных стран всегда существовали разногласия относительно форм и методов подрыв-ной деятельности против нашей страны. Это отчасти констатируется в со-общении заместителя министра госбезопасности СССР от 27 янва-ря 1952 года в адрес руководства Второго главного управления «Об оценке фран-цузской разведкой взаимодействия разведывательных и контрразведыватель-ных органов США и Англии в Европе в работе среди эмигрантов из СССР и стран народной демократии»: «По имеющимся сведениям, французская разведка считает, что постоянное соперничество, конкуренция и трения между местными органами анг-лийской и американской разведок в Европе, в частности в Западной Герма-нии, приводят к серьезным инцидентам, которые отрицательно отражаются на работе обеих разведывательных служб, в особенности на их разведыва-тельной и контрразведывательной деятельности, направленной против СССР и коммунистического движения. В связи с создавшимся положением руководство английской разведки намечало созвать в декабре 1951 года в Лондоне совещание руководителей разведывательных и контрразведывательных органов Англии и США. Цель совещания: найти способы улучшения контакта между местными органами английской и американской разведок в Европе и прекратить поток дезинформации».

Начальник отдела английской разведки Г. Вильсон, как конста-тировалось в документе, «...полагает, что американской разведке вряд ли удастся навести порядок в существующей неразберихе, поскольку работа американской разведки недостаточно координируется, плохо организована и, кроме того, эта разведка имеет дело с непостоянным составом сотрудников, большинство из которых являются дилетантами»3.

В директиве Главного управления пограничных войск СССР от 1 марта 1952 года, направленной начальникам Литовского, Белорусского, Украинского, Закарпатского и Молдавского пограничных округов, «Об активизации деятельности иностранных разведок англо-американского блока по подготовке к заброске своей агентуры на территорию СССР» отмечалось, что, по разведывательным данным, спецслужбы ведущих западных стран в соответствии с решением национальных спецслужб и спец-служб НАТО намерены активизировать свою деятельность по подготовке к заброске агентуры на территорию СССР сухопутным путем через страны на-родной демократии, а также воздушным путем, сбрасывая агентов-парашютистов с самолетов.

После окончания корейской войны произошло еще большее расширение географии деятельности спецслужб ведущих западных стран – членов НАТО и на повестку дня встал вопрос об их взаимодействии со спецслужбами государств Юго-Восточной Азии.

Диапазон действий спецслужб все более расширялся и охватывал все новые районы. Их внимание привлекал и Кавказский регион, о чем говорилось в приказе МГБ СССР от 17 марта 1952 года «О серьезных недостатках в агентурно-оперативной работе МГБ Дагестанской АССР»: «Американская, английская и турецкая разведки, как это видно из имеющихся материалов, ориентируются на использование для борьбы с советской властью в Дагестане местных националистов, остатков антисовет-ской организации «Иттихад-Ислам»... Агентура американской, английской и турецкой разведок старается создать себе опору среди реакционной части мусульманского духовенства и находящихся под ее влиянием верующих мусульман, тяготеющих к туркам как единоверцам и ориентирующихся на Турцию и Америку»4.

Поистине масштабы и география деятельности спецслужб ведущих за-падных стран – членов НАТО не знали пределов. В ориентировке МГБ СССР от 25 апреля 1952 года «Об активизации американской, английской и финской разведок и использовании территории Финляндии для организации и ведения разведывательной работы против СССР» отмечалось: «Анализ имеющихся в ГУПВ МГБ СССР материалов по Финляндии дает основание сделать вывод, что иностранные разведки, и в первую оче-редь американская и английская, используют территорию Финляндии для организации и ведения разведывательной работы против СССР. Финляндия наводнена иностранными представителями: английскими, американскими, шведскими и другими. Отмечается прибытие из США и Канады большого количества фин-ских эмигрантов, выехавших туда 20–30 лет тому назад. Часто такие лица оседают на жительство в сопредельной с СССР пограничной полосе... »5.

Определенный вклад в противодействие органов госбезопасности Советского Союза подрывной деятельности спецслужб НАТО, а также ведущих западных стран – членов блока, внесло Первое глав-ное управление, которое 1 марта 1952 года подготовило для руководства МГБ глубокую, всеобъемлющую ориентировку «О мерах правительства США по усилению подрывной деятельности против СССР и стран народной демократии». Документ был направлен во все внутренние контрразведывательные органы МГБ СССР для использо-вания в практической работе. В нем отмечалось, что вопросы усиления подрывной деятельности про-тив СССР и стран народной демократии неоднократно обсуждались на различного рода совещаниях государственных деятелей, ди-пломатов, руководящих сотрудников разведки, органов пропаганды, других официальных лиц США и других стран – членов НАТО. Усиление подрывной деятельности американской разведки нашло свое выражение в росте активности американских разведчиков, их агентуры, что вскрылось, в частности, на судебных процессах: секретаря американского посольства в Праге Уолтера Берджа, вице-консула США в Братиславе Клерборна Пелла, военного атташе США в Венгрии Джеймса Крафта и других. Эти факты явились предметом обсуждения на очередной конференции американских дипломатов в странах Восточной Европы, состоявшейся в мар-те 1952 года в Париже.

Опасный характер пропагандистского вида подрывной деятельности государственных и специальных органов ведущих западных стран – членов НАТО заключался не только в извращении истинного смысла международ-ных событий и отношений, говорилось в ориентировке ПГУ, но и в том, что давались прямые директивы подполью, направлялась и активизировалась его деятельность. Правительство США и руководители их спецслужб вместе со своими союзниками по блоку НАТО принимали меры к сколачиванию и более орга-низованному использованию сил эмиграции из стран народной демократии. Важная роль в этом деле отведилась «Национальному ко-митету борьбы за свободную Европу». Этот комитет, по данным ПГУ, именовавший себя «частной организацией», фактически подчинялся гос-департаменту США и работал в тесном контакте с ЦРУ. Комитет открыто декларировал, что его основным назначением является содействие восстанов-лению «свободного режима» в Восточной Европе.

В разжигании широкомасштабной «холодной войны» между Со-ветским Союзом и ведущими западными странами – членами блока НАТО немаловажную роль сыграли западные спецслужбы, и в первую очередь спецслужбы США и Англии. Значительные усилия органов госбезопасности СССР в послево-енные годы направлялись на пресечение подрывной деятельности спецслужб бывших союзников по антигитлеровской коалиции.

1 ЦА ФСБ РФ. Ф. 5. Оп. 1. Д. 1650. Л. 537–549, 551–567, 572–574.

2 Там же. Ф. 4. Оп. 10. Д. 730. Л. 47.

3 Там же. Ф. 5. Оп. 1. Д. 1650. Л. 425–426.

4 Там же. Ф. 66. Оп. 1. Д. 144. Л. 14–16.

5 Там же. Ф. 4. Оп. 10. Д. 7. Л. 98–106.

 Отправлено: 19.05.07 17:58. Заголовок: Re:

В. М. Богов, генерал-майор. М. Н. Петров, доктор исторических наук, профессор. Великий Новгород

РОЗЫСК «БЕГЛЕЦА»

В предыдущей статье ее автор, В. Ф. Блинков, опубликовал ориентировку МГБ СССР от 27 января 1952 года, в которой излагалась директива разведки армии США об очередном плане войны против СССР, в связи с чем предписывалось, в частности, обратить особое внимание на вербовку возможно большего числа бывших советских военнослужа-щих из частей, дислоцированных в ГДР и Австрии и по тем или иным причинам оказавшихся на Западе; при начале военных действий их следовало засылать в советские войска для ведения подрывной деятельности.

В архиве управления ФСБ РФ по Новгородской области хранятся материалы по делу, прямо относившемуся к изложенному документу1.

Место начала – Берлин. Время – 28 ноября 1952 года. Дежурство на станции Драйлинден, последней перед американской зоной, приняли рядовые роты автоматчиков 178-го отдельного батальона специального назначения Управления военной комендатуры советского сектора Берлина Давыдов (старший наряда) и Куликов. Последний был явно не в себе, заметно нервничал. Выпил пива, потом осушил бутылку крепкого ликера и заметно опьянел. Немец-полицейский сделал Куликову замечание, но старший наряда не отстранил нетрезвого солдата от дежурства. Около 18 часов к перрону подошел очередной электропоезд. Давыдов от центра, а немного протрезвевший Куликов от головного вагона начали осмотр, двигаясь вдоль состава. Остановка длилась полминуты. Вдруг Давыдов увидел, что Куликов прыгнул в тронувшуюся электричку. Ему оставалось только сообщить в комендатуру о ЧП.

Через час после доклада военный комендант советского сектора Берлина получил подтверждение американского военного управления, что западноберлинские полицейские задержали солдата Куликова, вооруженного автоматом ППШ с двумя дисками патронов. Позже сотрудник военного управления уточнил, что солдат задержан в состоянии сильного алкогольного опьянения и передан военной полиции армии США. Советская сторона была уверена, что произошло недоразумение. На следующий день представитель контрольной комиссии направил письмо коменданту американского сектора с требованием немедленного возвращения Куликова. Главком советских войск в Германии генерал армии В. И. Чуйков обратился к главкому оккупационных войск США с посланием. Но через день советское командование получило крайне неприятный сюрприз. 30 ноября газеты вышли с заголовками: «Как сообщили вчера американские власти, они предоставили убежище советскому солдату», «Американские власти ни в коем случае не выдадут настоящих политических беженцев». За день пьяный дезертир превратился в идейного противника «тоталитарного режима».

Александр Куликов родился в деревне в лесистом и озерном Мошенском районе на востоке Новгородчины. Рос без отца – тот погиб в бою в первые месяцы войны. Сына поднимала мать, простая, работящая и, по отзывам односельчан, на редкость сердечная женщина. Окончив шесть классов сельской школы, Александр поступил в школу ФЗУ и после ее окончания начал работать мотористом в лесопункте. Но сказалась неуравновешенность характера, игравшая в его судьбе печальную роль. Надоело работать – перестал выходить на производство. Послевоенное трудовое законодательство было жестким, и Куликова осудили на три месяца принудительных работ. Когда же наступил срок, его призвали на действительную военную службу. В Германии он прослужил до побега всего полтора месяца. Уместна реплика в адрес местного органа госбезопасности и военкомата. В то время утверждался строгий подход к формированию воинских загранформирований кадрами призывного контингента. Согласно предъявляемым требованиям Куликов категорически не подходил для несения службы в сложных условиях зарубежья. Однако табу ни органы, ни РВК не наложили, пошли по накатанной дорожке. Ни в каких инстанциях впоследствии не возникал вопрос об ответственности за нарушение нормативных актов Военного министерства и МГБ СССР. Служебная халатность и правовая беспечность явились по сути своей весомой причиной событий.

Сотрудники армейской контрразведки во время бесед с командиром роты и сослуживцами выявили стремление Куликова к одиночеству и замкнутость. Солдатские обязанности новобранца не тяготили. Как рассказывал впоследствии сам Куликов, он «как-то не задумывался над политическими вопросами», но был твердо убежден, что в нетронутой войной части капиталистического мира царит «рай земной» и ему там обязательно найдется место. Не убеждения или протест против существовавшей в СССР политической системы общества определили действия Куликова, а политический инфантилизм, преувеличенное мнение о своем «Я» и обычная распущенность в сочетании со склонностью к пьянству.

В процессе проведения советской контрразведкой мероприятий по установлению деятельности Куликова за рубежом в сентябре 1953 года были получены показания арестованных агентов американской разведки Ю. А. Храмцова (он же Семенов) и В. К. Галая (он же Климов), на фотографии уверенно опознавших Куликова как курсанта разведывательной школы под псевдонимом «Виктор». Был получен перехват выступления Куликова на радиостанции «Голос Америки» в передаче, не оставлявшей сомнений в сфере приложения им своих сил. Дезертир стал представлять потенциальную опасность. В управлении МВД СССР по Новгородской области был получен приказ захватить «Беглеца» в случае появления его на родине.

…Итак, в ноябре 1952 года рядовой Куликов с оружием с боевого дежурства бежал в Западный Берлин. Когда советские представители обращались к американской администрации с требованиями о его возвращении, Куликова в городе уже не было. Ночью на транспортном самолете его вывезли в ФРГ и поместили в отдельном помещении на территории воинской части армии США близ Франкфурта-на-Майне. На следующий день, 29 ноября, с перебежчиком беседовали несколько человек в штатском. Первым они задали вопрос, не желает ли он возвратиться в советскую зону? Куликов отказался, так как, по его словам, «боялся ответственности». Тогда ему предложили написать заявление об отказе от службы в Советской Армии и гражданства СССР с просьбой предоставить политическое убежище. Под диктовку одного из присутствовавших Куликов написал требуемый документ. Вечером его вывезли на автомобиле в местечко Фалькенштейн близ Франкфурта и поместили в уединенном особняке под охраной трех солдат-американцев.

На протяжении трех недель сотрудник американской разведки по псевдониму «Петр» подробно расспрашивал Куликова о допризывной подготовке юношей в Советском Союзе, прохождении курса молодого бойца, порядке оформления документов и направлении в дислоцировавшиеся за границей войска, о месте расположения воинской части, в которой тот служил, командном составе, вооружении, распорядке дня, системе охраны секторальной границы в Берлине. К «Петру» присоединился другой разведчик, «Леонид». «На все вопросы, – показал позже Куликов, – я давал правдивые, соответствующие действительности ответы». Вот только УК квалифицировал такие «правдивые ответы» как «выдачу иностранной разведке военной тайны».

Ответы Куликова, как видно, удовлетворили разведчиков и утвердили их в выводе, что перебежчик действительно стремится порвать со своей родиной. Появился третий сотрудник спецслужбы по псевдониму «Михаил» и предложил Александру «повысить свой политической уровень в специальной американской школе», на что последний дал согласие. Они выехали в Мюнхен. После того как Куликов подписал три экземпляра обязательства не разглашать военную тайну, теперь американскую, «Михаил» познакомил его с условиями пребывания в спецшколе. Курсанты, рассказал он, проживают на казарменном положении, носят обмундирование военнослужащих армии США без знаков различия, бесплатно питаются и получают на личные расходы 400 западногерманских марок в месяц. «Михаил» не скрыл, что выпускники школы засылаются в СССР со специальными заданиями, и оговорил условия работы агента. Жизнь засланного страховалась на пять тысяч долларов, за каждый месяц пребывания на территории Советского Союза на текущий счет агента в банке переводились двести долларов, и по возвращении выплачивалась крупная наградная сумма. «Из этого, – сделал вывод Куликов, – я понял совершенно определенно, что школа имеет разведывательный характер». На вопрос «Михаила», согласен ли кандидат с такими условиями, тот ответил утвердительно и подписал заявление о поступлении в школу.

Чего больше в этом поступке: желания любой ценой укрепить свое положение на «благословенном» Западе, или быстрого осознания безвыходности самим же избранного пути, или авантюрности и распущенности? Какие бы ни были мотивы, путь изменника родины, карьера агента иностранной спецслужбы, будущего шпиона или диверсанта, была избрана Куликовым сознательно.

«Леонид» и «Михаил» с подопечным в канун нового, 1953 года, выехали в местечко Роттах, километрах в пятидесяти южнее Мюнхена. Школа существовала под «крышей» военной комендатуры и занимала два дома. В первом жили курсанты и преподаватели, во втором были оборудованы учебные аудитории, оснащенные радиопередатчиками, приемниками, магнитофонами, фотоаппаратурой, и спортивный зал. Лейтенант армии США по псевдониму «Дон» выдал Куликову обмундирование, «Михаил» вновь напомнил о необходимости строго соблюдать правила конспирации и сообщил Куликову псевдоним, под которым его будут знать курсанты и преподаватели, – «Виктор Смирнов». Курсантов в школе обучалось всего пятеро: «Николай», «Владимир», «Сергей», «Григорий» и «Василий». Первые трое служили во власовской РОА, а двое незадолго до Куликова дезертировали из Советской Армии, перешли в американский сектор и были завербованы разведкой США. «Виктор» стал шестым курсантом.

Закономерна судьба двух дезертиров. После окончания школы «Григорий» (Храмцов) и «Василий» (Галай) были заброшены в СССР на северном направлении. Первый должен был собирать секретную информацию о размещении и характере производства оборонных предприятий на Урале, второй – сведения об аэродромах Белорусского военного округа. Однако на третий день оба были задержаны контрразведчиками в Мурманской области. На допросах они и опознали на фотографии курсанта спецшколы «Виктора».

Времени в спецшколе зря не тратили, и уже в первый день января Куликов приступил к занятиям. Парашютную подготовку и приемы рукопашной борьбы преподавал лейтенант «Дон». Предполагались два пути проникновения агентов в СССР: на самолете с парашютом или переход сухопутной границы с проводником. Преподаватель «Джон» ведал радиоподготовкой. С помощью приходящих преподавателей, не говоривших по-русски, курсанты изучали способы тайной съемки местности, объектов и документов микрофотоаппаратом «Минокс», а также санитарное дело.

Ведущим преподавателем разведшколы был «Михаил». Он обучал, как должен вести себя агент на территории Советского Союза, чтобы не привлекать внимания, как в случае необходимости он мог самостоятельно подделать документы, добивался, чтобы курсанты могли безошибочно, по внешнему виду и силуэту, определять различные типы самолетов, танков и артиллерийских орудий, состоявших на вооружении Советской Армии, читал лекции о Конституции СССР и структуре органов госбезопасности. Он же проводил практические занятия по слежке и устройству «почтовых ящиков», прививал навыки незаметной закладки и выемки шпионской корреспонденции.

Сделав ставку на тотальный шпионаж против СССР, спецслужбы США в то время не особенно заботились о глубине профессиональной подготовки агентуры, предназначавшейся, в общем-то, для выполнения разовых заданий. Куликов вспоминал, что спецдисциплины в разведывательной школе «преподавались в общих чертах, весьма поверхностно» и плохо сохранялись в памяти. Однако один из его соучеников высказал мнение, что в должном объеме усваивать изучаемые материалы Куликову мешали недостаточная грамотность и низкий уровень общего развития.

В середине февраля разведшколу в Роттахе инспектировал некто в штатском. По его поведению и манере держаться можно было судить о принадлежности к более высоким чинам американской разведки, чем те, с кем повседневно общались курсанты. Куликов во время личной беседы браво заявил, что с заданием надеется успешно справиться. Однако, как он вспоминал, «мне уже начал надоедать существовавший в разведшколе режим, дисциплина и отсутствие какой бы то ни было личной свободы». Вновь сказались необузданность натуры и неумение просчитать последствия своих действий. Захотелось свободы – дезертировал из Советской Армии, позвала вольная бесконтрольная жизнь – нацелился в бега из разведшколы США.

По воскресеньям курсантов попарно отпускали в увольнение. Один должен был следить за поведением другого, т. е. осуществлялась дополнительная проверка личности. В конце февраля Куликов с власовцем «Николаем» оказались в пригородном мюнхенском ресторане. Под влиянием значительной дозы коньяка и крепкого немецкого пива у Александра родилось желание немедленно улизнуть, что он и попытался сделать. «Николай» догнал беглеца, силой заставил идти в условленное место, где курсантов ждала машина, и, конечно, донес руководству школы о попытке «Виктора» совершить побег. Опасаясь наказания, Куликов написал в объяснении, что «просто вышел подышать свежим воздухом», однако после краткой беседы «Михаил» предложил ему собрать личные вещи и объявил о принятом решении направить не выдержавшего проверки курсанта «на другой участок работы».

Почти два месяца морально-психологической и идеологической обработкой Куликова занимался «Леонид». По указаниям инструктора Александр подготовил большой материал о своей жизни, придав всем фактам выраженную антисоветскую и антикоммунистическую направленность. Вдвоем выехали в пригород Франкфурта, где располагался филиал радиостанции «Голос Америки». Вскоре в эфир пошла пятнадцатиминутная передача.

И вдруг Куликову предоставили возможность выехать в США для ознакомления с американским образом жизни и расширения кругозора. Транспортный самолет доставил его в Западное полушарие. В сопровождении «Перри» и «Джорджа», сменивших коллег, во второй половине мая 1953 года Куликов на автомобиле из Вашингтона через Виргинию, Северную и Южную Каролину и Джорджию проехал в субтропическую Флориду и возвратился в столицу через Теннесси, Кентукки и Западную Виргинию.

Есть и другое объяснение такой заботы американской разведки о расширении куликовского кругозора. Один из арестованных агентов дал показания, что в США была сделана очередная попытка привлечь Александра к службе в разведке. Как рассказал в свое время этому агенту сам Александр, его начали обучать в спецшколе, когда же начались тренировки по прыжкам с парашютом, он якобы заявил, что «не согласен на заброску в качестве шпиона на территорию СССР». Скорее всего, так оно и было, иначе трудно объяснить четырехмесячное пребывание Куликова в Соединенных Штатах. Не благотворительностью же, в самом деле, занималась американская разведка.

Предположение косвенно подтверждает и дальнейшее развитие событий. Лиц, подходящих к сотрудничеству со спецслужбами, очень немного, и с потенциальным агентом вербовщики работают долго и упорно, стремятся сделать его «своим» по мыслям и поступкам. Внимание американской разведки к Александру Куликову отразило общую линию разведорганов на подбор и подготовку кадров, не понаслышке знавших реалии жизни в Советском Союзе.

В середине августа в сопровождении «Фреда» Куликова на транспортном самолете отправили в обратный путь, в Европу. Во Франкфурте «Фред» вручил Александру удостоверение на имя Гарри Соркельсона, которое в случае необходимости следовало предъявить немецким властям. Вдвоем они посетили редактора журнала «Посев» Евгения Романова, одного из видных деятелей Народно-трудового союза.

НТС возник в 1920-е годы среди правого крыла российской эмиграции, в 1941 году штаб союза перебазировался в Берлин и организация поступила в распоряжение спецслужб нацистской Германии. Члены союза служили в оккупационной администрации, в разведывательных и контрразведывательных подразделениях. После окончания войны энтээсовцы нашли новых хозяев, завязали тесные контакты с американской и английской разведками и активно включились в идеологические и психологические операции «холодной войны».

Романов предложил Куликову поступить на учебу в недавно организованный институт по изучению СССР. При ближайшем рассмотрении учебное заведение оказалось ординарной школой, готовившей пропагандистов НТС. Ежедневно по пять–шесть часов курсанты изучали экономическую географию СССР, структуру и политические воззрения Народно-трудового союза, такие же дисциплины, как конспирация, слежка, шифрование, тиражирование подрывной литературы полностью копировали программы американских разведшкол. Тем курсантам, кто в течение двух месяцев не показал достаточных способностей к пропагандистской работе, выдавали некоторую сумму денег и направляли под покровительство какой-нибудь из местных организаций НТС. Лучшие курсанты обучались еще месяц навыкам пропаганды среди так называемых перемещенных лиц и советских граждан, находившихся в ФРГ и других западных странах по служебным делам. Прямо говоря, энтээсовцев использовали для первичного знакомства и определения лучших подходов к лицам, представлявшим какой-либо интерес для западных спецслужб.

Сначала Куликов показал себя старательным учеником. Написанное им «Обращение к комсомолу» на десяти машинописных страницах было признано самым удачным среди курсантских рефератов и пошло в эфир. Активист и перспективный слушатель принял участие в конференции НТС во Франкфурте-на-Майне. В качестве почетного гостя на конференции присутствовал бывший глава Временного правительства А. Ф. Керенский. В противовес празднованию годовщины Октябрьской революции энтээсовцы организовали в некоторых городах Германии «Дни непримиримости». Советская контрразведка получила фотографию президиума одного из таких собраний: под большим портретом генерала Власова сидят пять человек, в их числе Александр Куликов.

Распущенность привела его к очередному падению. Пытаясь добыть деньги на продолжение пьянки, выстрелил из газового пистолета в шофера такси. Адвокат, нанятый организацией НТС, постарался переквалифицировать преступление в заурядный дебош в нетрезвом виде, и суд определил Куликову за такой малозначимый проступок четырехмесячное тюремное заключение, а так как именно это время тот провел в камере предварительного заключения, то на свободу вышел прямо из зала суда.

Куликова взяли в типографию журнала «Посев» упаковщиком печатной продукции. Платили за такой труд всего 50 марок в неделю, и Александр, как вспоминал, «решил вновь предложить свои услуги американской разведке», заведомо соглашаясь на все ее условия. Куликов встретился с «Доном», однако тот, достаточно зная претендента, ничего определенного не пообещал, но попытался все же помочь. Куликову предложили учиться на курсах автомехаников за счет филиала Толстовского фонда, благотворительной организации, призванной помогать бывшим гражданам СССР, пожелавшим остаться за рубежом. Фонд входил составной частью в НТС и частично субсидировался американской оккупационной администрацией. Куликову удалось на этот раз благополучно закончить курсы и получить диплом вместе с шоферскими правами. Казалось бы, профессии распространенные и нужные, однако специалист неожиданно поступил на службу в роту по охране американских военных объектов.

По данным ГРУ, в американской зоне оккупации были сформированы 197 охранных и рабочих рот, укомплектованных теми, кто запятнал себя сотрудничеством с гитлеровцами, или перемещенными лицами. Военнослужащие проживали на казарменном положении, носили форму, были вооружены пистолетами и карабинами. Общая численность этих подразделений составляла в американской зоне около 40 тысяч человек, в английской – до 20 тысяч. Фактически это была армия, подготовленная в военном отношении. Куликова зачислили в роту под номером 4030, присвоили звание ефрейтора и назначили командиром отделения. В форме американского военнослужащего, в каске, с карабином в руках он сфотографировался с группой сослуживцев. Но прослужил он в охранной роте всего несколько месяцев и был уволен за привычное уже нарушение – очередную пьянку.

Жить он стал в общежитии Толстовского фонда. В октябре 1955 года написал письмо в Берлин, в Комитет за возвращение на Родину и развитие культурных связей с соотечественниками, в котором выразил готовность «смыть пятно позора любой ценой». Никакого стремления искупить вину у него не было и в помине. Куликов посетил Комитет и разговаривал с его сотрудниками, а по приезду в Мюнхен информировал «Михаила» о поездке и вновь завел разговор о готовности работать в американской разведке и выполнить задание на территории Советского Союза.

Александр обосновался в городке Дахау в полутора десятках километров от Мюнхена и работал в гараже. Все это время он оставался в поле зрения советской контрразведки, ибо, будучи связан с американской разведкой, представлял потенциальную угрозу безопасности государства. Было принято решение «вывести» Куликова из-за рубежа. Помощь контрразведке согласилась оказать его мать Васса Николаевна. В беседе она убежденно заявила, что пусть сын понесет наказание по закону, но вернется на родину. В конце декабря 1956 года Александра посетил эмигрант первой волны Иван Васильевич Пухлач, связанный с Комитетом за возвращение и со спецслужбами, и привез письмо от матери, в котором та сообщила, что находится в Восточном Берлине и убеждала сына вернуться. Надо сказать, что Александр мать очень любил и тосковал по ней.

Куликов вылетел в Западный Берлин и обратился в местный комитет НТС, где с сотрудниками обсудил аморальный план: «как лучше завлечь мать на территорию западного сектора с тем, чтобы задержать ее и оставить на жительство в Западной Германии», как вспоминал он позднее, «я и члены НТС рассчитывали, что материнские чувства заставят мою мать пойти мне навстречу. После того, как мать перешла бы на территорию западного сектора, ее можно было легко задержать и не разрешить вернуться обратно». Послали матери телеграмму с приглашением приехать на свидание с сыном к нейтральной полосе у Бранденбургских ворот, близ памятника советскому воину-освободителю.

На следующий день два энтээсовца в сопровождении двух западноберлинских полицейских выехали на автомобиле к месту встречи. Следом тоже с двумя полицейскими ехал Куликов. Участие официальных лиц в намечавшейся провокации объяснялось тем, что организация НТС могла обратиться за помощью к немецким властям, которые по договоренности с американской и английской сторонами обязаны были оказывать членам союза всемерную помощь.

Энтээсовцы встали ближе к памятнику, Куликов – метрах в тридцати от них, около разграничительной линии, полицейские патрулировали поблизости. Александр увидел мать неожиданно для себя, хотя готовился к встрече. Она стояла метрах в семидесяти от сына. Смотрели друг на друга четверть часа, но не проронили ни слова. По сути сцена эта – глубокая человеческая трагедия. Сколько лет не виделись самые близкие люди, но не смели ни мать, ни сын перейти полосу, нанесенную на асфальте белой краской. Не пограничная полоса разделяла их, а обострившаяся до предела вражда противостоящих идеологий. Не годятся в такой ситуации высокие слова ни о свободе и демократии, ни о патриотизме. Сын хотел выманить мать на Запад, где сам за столько лет не нашел места, мать сына – на Восток, где ждали его суд военного трибунала по подрасстрельной статье Уголовного кодекса.

Возможное похищение действительно было предусмотрено советской стороной. Ответственный за операцию начальник отдела контрразведки управления КГБ по Новгородской области подполковник Николай Павлович Скалчихин заранее предупредил Вассу Николаевну о такой опасности и с коллегами надежно страховал встречу. Когда же Пуклач вновь приехал к Куликову, последний в отместку сообщил о тайной миссии немецкой полиции. Более трех месяцев посланец провел в Моабитской тюрьме по обвинению в организации и участии «в похищении людей».

Нельзя не обратить внимание на то, как искусно Куликов излагал следователю КГБ капитану Ю. Н. Смирнову показания о своих якобы злоключениях. Достаточно приглядеться: каждая операция с его участием – учеба в разведшколе, поездка в США, направление в НТС, служба в охранном подразделении – носили завершенный цикл. Можно с большой долей вероятности утверждать, что Куликов использовался в качестве агента-разработчика американской разведки в различных организациях, ею курируемых. Данные им описания внешности офицеров разведки, курсантов, энтээсовцев сродни фотографии; детальна психологическая характеристика; отмечены индивидуальные особенности и странности. Однако пристрастие Куликова к горячительным напиткам не дало утвердиться карьере преуспевающего разведчика. К сожалению, эта версия следствием не разрабатывалась.

Еще четыре года Александр Куликов жил в ФРГ: Работал в фирме по ремонту и продаже подержанных автомобилей, слесарем на заводе, строителем, испытал безработицу. Западный мир больше не казался ему земным раем, он не видел для себя перспектив. Ни с американской разведкой, ни с НТС контактов он не поддерживал. Куликов переписывался с матерью, письма которой содержали тонко продуманную контрразведчиками линию, постепенно утверждавшую в нем решение возвратиться на родину, чего бы это ему ни стоило. Большую роль в принятии окончательного решения, как он признал, сыграли достижения Советского Союза в области науки и техники, ставшие особенно очевидными для всего мира после запуска первого искусственного спутника Земли. Изменился и политический климат внутри страны. В апреле 1961 года консульский отдел посольства СССР в ГДР выдал Куликову въездную визу.

Но закон есть закон. В октябре того же года военный трибунал признал Куликова виновным в измене родине и, учтя раскаяние в содеянном и добровольное возвращение в Советский Союз, приговорил к минимальному наказанию по ст. 64 УК РСФСР. К тому времени вышло указание КГБ СССР, предписывавшее участие органов госбезопасности в перевоспитании осужденных государственных преступников. Такая задача была поставлена перед одним из авторов статьи, тогда подполковником. Письма и свидания с матерью, письма от близких, местные газеты, улучшение жилищных условий Вассе Николаевне постепенно растопили лед страха Куликова за свое будущее, а приезд к нему в мордовский лагерь куратора и недельное общение с ним окончательно улетучили сомнения. После освобождения Куликов поселился в деревне, работал в совхозе, обрел семью.

1 АУФСБНО. Д. 1/11133. Т. 1–4.

 Отправлено: 19.05.07 17:59. Заголовок: Re:

А. Ю. Попов. Академия ФСБ РФ

ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ОРГАНАМИ ГОСБЕЗОПАСНОСТИ ОПЫТА ПАРТИЗАНСКОГО ДВИЖЕНИЯ В БОРЬБЕ С НАЦИОНАЛИСТИЧЕСКИМ ПОДПОЛЬЕМ

При освобождении от гитлеровцев западных территорий СССР перед органами государственной безопасности встала задача – обезопасить тыл Красной Армии от различного рода вооруженных формирований и групп, большинство из которых скрывалось в лесах и использовало партизанские формы и методы борьбы. Органы госбезопасности, получившие колоссальный партизанский опыт в годы Великой Отечественной войны, имели возможность применить его в новых условиях.

В 1944 году встал вопрос о дальнейшей судьбе партизанских формирований, оперировавших в тылу противника. Им старались найти достойное применение. Так, две наиболее боеспособные белорусские партизанские бригады вообще не расформировали, а создали из них две дивизии для борьбы с бандитизмом. В письме наркома внутренних дел Украинской ССР В. С. Рясного № 2070/сп от 20 августа 1944 года в адрес секретаря ЦК КП(б)У Д. С. Коротченко обосновывалась не-обходимость роспуска партизанской дивизии име-ни Ковпака, находившейся под командованием генерал-майора П. П. Вершигоры, и создание из ее личного состава специальных боевых групп для борьбы с повстанцами в западных областях Украи-ны. Партийные органы вскоре приняли это предло-жение и переформировали партизанскую дивизию. НКВД УССР проверял и отбирал бывших партизан для организации специальных отрядов численностью в 100 человек каждый, которые усиливались оперативными работниками и снабжались радиостанциями. Они размещались в районных центрах и других населенных пунктах, где были зафиксированы массовые выступления Украинской повстанческой армии1.

При создании территориальных органов госбезопасности и внутренних дел на освобожденной территории возникал главный вопрос – подбор кадров, который решался, в частности, за счет бывших партизан. Например, пользуясь правом заместителя начальника Центрального штаба партизанского движения, в конце ноября 1943 года назначенный наркомом внутренних дел БССР генерал-майор С. С. Бельченко забросил в тыл врага три небольшие оперативные группы. Сотрудники этих групп помимо заданий разведывательного характера, общаясь с партизанами и их командованием, выявляли и брали на учет бывших чекистов и партизан, достойных работать в органах внутренних дел. Они успешно справились с заданием, выявив и взяв на учет около 200 человек, которые вскоре были назначены на соответствующие должности в органы НКВД республики. Аппарат наркомата на 90 процентов был укомплектован бывшими партизанами. Все они сразу включились в практическую деятельность2.

Учитывая опыт зафронтовой работы, органы государственной безопасности приступили к формированию оперативных групп из сотрудников, имеющих, как правило, опыт партизанской борьбы, которые под легендой «бандитов» должны были вести разведку, входить в контакт с боевиками, физически устранять их главарей, проникать в повстанческие структуры, в том числе за границей, с целью дезорганизации работы этих структур и разложения их изнутри.

Большинство оперативных групп НКВД – НКГБ действо-вало в Волынской, Ровенской и Тернопольской об-ластях. В марте 1945 года УНКВД по Тернопольской области создало спецгруппу «Быс-трого» под командованием начальника отделения по борьбе с бандитизмом майора госбезопасности Со-колова. Это подразделение в количестве 60 чело-век функционировало более полуго-да под видом контрольного отдела «Службы беспеки УПА». Спецгруппа «Орел» в составе 35 человек, созданная УНКВД по Ровенской области в мае 1944 года из бывших парти-зан, действовала до 1 апреля 1945 года. За это время она провела около 200 операций, в результате ко-торых были уничтожены 526 повстанцев и еще 140 за-держаны.

Но действия оперативных групп иногда вызывали конфронтацию с прокуратурой. Так, 15 февраля 1949 года прокурор войск МВД Украинского округа направил в адрес секретаря ЦК КП(б)У Н. С. Хрущева док-ладную записку № 4/001345 «О фактах грубого нарушения социалистической законности в деятель-ности так называемых специальных групп МГБ». В ней признавался факт создания МГБ УССР и его управлениями спецгрупп в западных областях Украины, действовавших под видом «бандитов УПА», подчеркивалась эффективность этого «весьма ос-трого метода оперативной работы», но одновременно приводились факты нарушения закона членами групп, рассказывалось о совершаемых ими грабе-жах, актах насилия и произвола. Аналогичная напряженность возникла между МВД и МГБ. Министр внутренних дел УССР Т. А. Строкач представил министру внутренних дел СССР С. Н. Круглову докладную записку № 582 от 9 июня 1949 года, где указал случаи грабительских действий спецподразделений госбезопасности3.

В 1951–1952 годах чекисты создавали специальные «парашютные отряды». Они появля-лись в разных областях Украины под видом повстан-цев, якобы десантировавшихся с иностранных са-молетов и даже устраивали бутафорские “перестрелки” холостыми патронами с внутренни-ми войсками и милицией. Члены этих “отрядов” были одеты в униформу американского или английского образца, но снабженную эмблемами УПА.

Следует отметить, что деятельность оперативных групп, работавших под легендой банд, не всегда была эффективна. Так, в Белоруссии органы госбезопасности в силу различных причин отказались от этого метода борьбы, акцентировав свое внимание на агентурном проникновении в националистические формирования с последующим применением в отношении них чекистско-войсковых операций.

Экстремисты орудовали везде, даже, казалось бы, в относительно спокойных восточных областях Белоруссии. Так, в Бобруйской области действовала группа из 40 человек, главарем которой был ярый националист. Продолжительное время меры органов госбезопасности республики по внедрению агентуры успехов не имели. Однако выход был найден. По директиве, лиц, служивших немецким оккупационным властям, следовало арестовывать и выселять. Чекисты нашли полицейского, который являлся родственником главаря, и завербовали его. По легенде, при высылке он сумел бежать с этапа и проживал на нелегальном положении. Через ближайших родственников агента свели с главарем; последний долго его расспрашивал о побеге и о том, как ему удавалось продолжительное время скрываться. Легенду агент знал твердо, поэтому ему поверили и взяли в группу. С ним осуществлялась только безличная связь, через тайники. Все закончилось классически: агент подвел боевиков под удар засады, и в бою группа была полностью ликвидирована. Агента же с семьей тайно вывезли на территорию РСФСР и поселили в одном из провинциальных городков.

Всего на территории Белоруссии оперировало около трехсот вооруженных формирований. Крупные в 1947 году были ликвидированы, мелкие ушли в подполье, и борьбу с ними вели сотрудники МГБ Белоруссии4.

Министерство госбезопасности СССР, учитывая, что многие чекисты были выходцами из западных областей и имели опыт партизанской борьбы, командировало их для борьбы с националистическими формированиями и уголовными бандами. Так, был направлен в Литву легендарный партизанский командир, Герой Советского Союза полковник Станислав Алексеевич Ваупшасов, который впоследствии напишет в своих воспоминаниях: «...я снова бродил по лесам и хуторам, не выпуская из рук оружия».

Используя опыт партизан по разложению частей противника, через свою агентуру органы госбезопасности вели разложение нацформирований, в результате которого начались «разборки» среди них, кончавшиеся иногда убийствами их лидеров и уходом сначала одиночек, а потом групп. Особо следует подчеркнуть, что разложение нацформирований изнутри являлось наиболее действенным средством. Во время Великой Отечественной войны, командуя спец-отрядом в Минской зоне, полковник С. А. Ваупшасов не однажды посылал письма-ультиматумы в адрес немецких пособников с требованиями перехода на сторону партизан и в большинстве случаев добивался ус-пеха. Этот же способ он применил в Литве.

В одном из районов республики действовала группа некоего Клаюнаса. Внедрение агентуры было затруднительно, а боевых столкновений с частями органов госбезопасности боевики избегали. Тогда Ваупшасов написал Клаюнасу на ли-товском языке письмо, в котором говорилось: «Вы совершаете тягчайшие преступления, убивая мир-ных честных людей. Советское государство и литовский на-род не простят вам и вашим подчиненным террор. Тешить себя иллюзиями, будто народная власть недолговечна или внутри страны произойдут какие-либо изменения, угодные вам и господам империалистам, вашим хозяевам, совер-шенно бессмысленно! Ваша борьба обречена на полное поражение. Чтобы избежать напрасных жертв, я предлагаю вам и ва-шим подчиненным прекратить с этого дня позорную и беспо-лезную борьбу, выйти из леса с оружием и сдаться. Всем, кто добровольно согласится на легализацию, будет объявле-на амнистия». Один из сотрудников РО МГБ доставил это письмо в лес и заложил в тайник, которым пользовался бандитский главарь.

Надо сказать, что С. А. Ваупшасов неоднократно выслушивал упреки министра госбезопасности Литвы генерал-майора П. М. Капралова в связи с таким методом борьбы. Однако вскоре был получен положительный результат. Сам главарь с ближайшими сподвижниками решил не сдаваться, но разрешил всем членам его группы выбирать – или сдаваться, или продолжать борьбу с советской властью. Подавляющее большинство явились в назначенный час к зданию РО МГБ, и отдались в руки правосудия, причем оружие, вплоть до последнего патрона, было сдано5.

От прямых боевых столкновений боевики все чаще и чаще уходили, так как несли значительные потери. Заготовленное заранее продовольствие и боеприпасы истощались, поэтому изо дня в день росло число грабежей, а отсюда увеличивалось и недовольство местного населения. Националистические вооруженные формирования зачастую превращалось в обычные уголовные банды.

1 Повстанческая армия: тактика борьбы. Минск; Москва. 2000. С. 313, 334.

2 Беседа с генерал-полковником в отставке С. С. Бельченко от 11 июня 2001 г.

3 Повстанческая армия: тактика борьбы. С. 335.

4 Беседа с генерал-полковником в отставке С. С. Бельченко от 11 июня 2001 г.

5 Ваупшасов С. А. На тревожных перекрестках. Записки чекиста. М., 1988. С. 475.

 Отправлено: 19.05.07 18:02. Заголовок: Re:

А. А. Плеханов, кандидат исторических наук. Академия ФСБ России,

К ВОПРОСУ О ЛИКВИДАЦИИ НАЦИОНАЛИСТИЧЕСКОГО ПОДПОЛЬЯ НА ТЕРРИТОРИИ ЗАПАДНОЙ УКРАИНЫ

Одним из важных направлений деятельности органов безопасности в период с 1944 по 1953 год являлась борьба с незаконными вооруженными формированиями в Западной Украине, Белоруссии и Прибалтике. В годы фашистской оккупации часть националистов встала на путь открытого сотрудничества с захватчиками. В числе причин стала непродуманная политика руководства страны по отношению к населению этих районов в довоенный период – ущемление прав и свобод граждан, массовые репрессии, насильственные депортации, атеистическая политика в условиях устойчиво религиозного менталитета большинства местного населения и т. п. Эти причины позволили националистическому подполью в послевоенный период вербовать своих сторонников среди самых широких слоев населения, что во многом объясняет длительность борьбы с националистическим подпольем.

На территории Западной Украины (Станиславская, Львовская, Волынская, Ровенская, Тернопольская, Закарпатская, Дрогобычская, Черновицкая области) наиболее мощной являлась «Организация украинских националистов» (ОУН), которая была создана по заданию и на средства немецкой разведки в 1929 году бывшим полковником австро-венгерской армии и петлюровским атаманом Е. Коновальцем. После его гибели в 1938 году руководство ОУН перешло к А. Мельнику и С. Бандере. Под лозунгом «борьбы за независимую Украину» прямой своей целью эта организация ставила развертывание вооруженной борьбы через повстанчество. Оуновцы совершали террористические акты, организовывали диверсии на транспорте, грабежи и поджоги колхозного имущества, их руководители декларировали допустимость любых способов борьбы с Москвой и ее «пособниками» из числа местного населения. Только с 1944 по 1951 год было учтено 14 226 бандитских проявлений. При этом от рук «борцов за независимость» погибли тысячи советских людей, прежде всего из числа партийного и советского актива, личного состава армии, пограничных и внутренних войск, органов МВД и МГБ. По некоторым данным, эти потери составили более 16 тысяч человек1.

На территории западных областей Украины действовало пять краевых «проводов» ОУН, каждый из которых возглавлял подрывную деятельность националистов на территории двух–трех областей. Вооруженной силой ОУН являлась «Украинская повстанческая армия» (УПА) численностью около 200 тысяч человек. Она состояла из главного командования, непосредственно подчинявшегося руководителю главного «провода» ОУН, и военных округов, созданных по областному принципу деления. В состав военного округа входило несколько групп УПА, состоявших из 5–8 куреней численностью до 200 человек в каждом. Курень разбивался на сотни, в каждую из которых входило несколько взводов (чет). Взводы состояли из отделений (роев)2.

Участие органов госбезопасности в борьбе с повстанческими вооруженными формированиями в западных областях Украины можно условно разделить на два этапа. На первом этапе (1944–1946) главной задачей органов госбезопасности, внутренних дел и пограничных войск была ликвидация крупных вооруженных групп. На втором этапе (1947–1953) основной удар направлялся на ликвидацию оставшегося глубоко законспирированного подполья, незаконных вооруженных формирований и на ликвидацию главарей ОУН – членов центрального «провода». В целом к 1953 году борьба с националистическим подпольем была завершена.

На первом этапе общее руководство борьбой с оуновским подпольем и ликвидацией вооруженных отрядов в западных областях Украины было поручено народному комиссару внутренних дел УССР комиссару госбезопасности 3-го ранга В. С. Рясному, народному комиссару госбезопасности УССР комиссару госбезопасности 3-го ранга И. Т. Савченко и начальнику пограничных войск Украинского округа генерал-лейтенанту П. В. Бурмаку. Оперативные мероприятия на границе и в прилегающих к ней районах погранвойска и органы госбезопасности осуществляли по единому плану, причем роль последних была определяющей.

Борьба с националистическим подпольем и его вооруженными формированиями включала в себя политические меры (пропаганда и агитация среди местного населения), оперативные мероприятия и боевые действия войск. Кроме того, осуществлялись режимные мероприятия в городах, других населенных пунктах и в районах проведения операций.

Основными способами действий войск при проведении специальных операций являлись блокирование, прикрытие наиболее вероятных направлений движения незаконного вооруженного формирования, поиск или прочесывание местности в блокированном районе, окружение, атака и преследование. Во всех случаях войсковым действиям предшествовали агентурно-разведывательные мероприятия, проводимые органами госбезопасности.

Политические мероприятия проводились прежде всего органами власти и имели целью создать негативное отношение к националистам у местного населения, разрушить социальную базу повстанческого движения.

В январе 1945 года на специальном совещании во Львове, на котором присутствовали секретари обкомов КП(б)У, начальники управлений НКВД и НКГБ областей, а также начальники Украинского и Прикарпатского пограничных округов, отмечалось, что к концу 1944 года основные крупные вооруженные формирования (курени, сотни) в районе границы разгромлены.

Вооруженная борьба с незаконными вооруженными формированиями и осуществление специальных мероприятий органов госбезопасности по разложению оуновского подполья привели к значительному сокращению возможностей противоправных организаций, резкому падению их влияния в пограничных населенных пунктах. В связи с этим любопытен отчет оуновского подполья за период с 13 по 18 ноября 1944 года, подписанный одним из его руководителей по кличке «Бурьян»: «Население целиком падает духом. Разговоры ходят среди людей, что раньше были сотни, а теперь все пропало, всех разбили... где мужчины остались, то соглашаются идти в Красную Армию, что вредит нашей работе... Отношение населения сильно изменилось по сравнению месяц тому назад. Теперь вообще не хотят принимать на квартиры. В прошлом месяце у нас не было пропаганды, а у большевиков ведется пропаганда»3. Формирование УПА, понеся большие потери, по указанию центрального «провода» изменили тактику борьбы, стали больше заниматься диверсионно-территористической деятельностью, уклонялись от прямых боевых столкновений.

В целях ликвидации бандитской базы периодически проводились операции по выселению в отдаленные районы СССР семей активных оуновцев и кулаков. Всего с 1944 по 1950 год было выселено более 61 тысячи семей4.

В ходе проведения мероприятий по ликвидации оуновских «проводов» и незаконных вооруженных формирований органами МГБ наряду с глубокой агентурной работой успешно применялись чекистско-войсковые группы, созданные из числа оперативных работников органов МГБ и личного состава внутренних войск. Группы были закреплены за действующими «проводами» и группами ОУН до полной ликвидации последних. Этот метод имел определяющее место в очистке районов от незаконных вооруженных формирований, агентов гитлеровской разведки, а также других подрывных элементов. Метод включал поиск, разведку обнаруженной подпольной организации, арест или уничтожение при сопротивлении ее участников. Поиск и разведку, как правило, вели работники органов госбезопасности и офицеры штабов пограничных отрядов и комендатур.

Эффективными, оправдавшими себя приемами борьбы с подпольем также являлись: компрометация главарей и отдельных бандитов перед их соучастниками; использование агентурно-боевых или оперативных групп, состоящих из надежной, проверенной агентуры органов МГБ и применяемых, как правило, под видом бандитов ОУН для решения самых разнообразных оперативных задач.

Для ликвидации подполья успешно применялись такие средства, как оперативная техника (радиосигнальные приборы и др.), служебно-розыскные собаки и самолеты ПО–2. Самолеты вели воздушную разведку, высаживали авиадесанты в район операции, бомбовыми ударами и огнем пулеметов содействовали уничтожению боевиков, выбрасывали заслоны на путях их отхода.

Большую роль в борьбе с оуновцами сыграли мероприятия по разложению подполья, к числу которых следует отнести вывод бандитов на негласную явку и склонение их к легализации. Особенно хорошие результаты были получены в ходе реализации декабрьского 1949 года приказа МГБ СССР «О непривлечении к уголовной ответственности участников остатков разгромленных украинских националистических банд в западных областях Украинской ССР, добровольно явившихся в органы советской власти с повинной». В 1950 году явилось с повинной более 14 тысяч членов незаконных вооруженных формирований и нелегалов, в то время как в 1949 году явившихся с повинной было лишь 77 человек. Всего же таких лиц насчитывалось более 76 тысяч5.

В известной степени помощь органам МГБ в ликвидации националистического подполья оказали созданные из числа местных жителей группы охраны общественного порядка, в обязанность которых входила охрана колхозов, совхозов, машинно-тракторных станций и населенных пунктов от нападений оуновцев.

После передачи в 1947 году всего дела борьбы с националистическим подпольем из органов МВД в органы МГБ и создания для этой цели специального аппарата – Управления 2-Н МГБ УССР – и, соответственно, отделов 2-Н в управлениях МГБ западных областей Украины, с 1947 по 1950 год было ликвидировано 74 033 участника ОУН и их пособников, в том числе: арестовано 45 272 человек, убито – 13 247, явилось с повинной – 15 514. За это же время было полностью ликвидировано 3 366 оуновских «проводов», организаций и незаконных вооруженных формирований, в том числе: «проводов» – 299, организаций – 1719, групп – 13486.

В числе оуновских главарей были ликвидированы члены центрального «провода»: Шухевич, руководитель подполья с 1943 года (убит 5 марта 1950 года); Арсенич-Березовский, руководитель службы безопасности ОУН; Гасин – начальник главного штаба УПА; Кравчук – член центрального «провода» ОУН и глава подполья Галиции.

Подполье ОУН на 1 июня 1951 года характеризовалось следующими данными оперативного учета: всего членов «проводов» – 631, групп 196 с 720 участниками, 368 одиночек7.

Проведение коллективизации сельского хозяйства в западных областях Украины до некоторой степени активизировало деятельность оуновцев, которые использовали лиц, бежавших из специальных поселений, с промышленных предприятий и школ фабрично-заводского обучения, дезертиров Советской Армии.

Основную ставку в начале 1950-х годов националисты делали на создание из сельской молодежи, учащихся средних и высших учебных заведений и школ ФЗО оуновских организаций, участники которых проживали бы легально, устраивались в советские и хозяйственные органы, вступали в комсомол и там создавали националистические ячейки.

В этот период закордонные «провода» ОУН Бандеры и Мельника полностью перешли на службу к американским и английским разведывательным органам. С целью подготовки шпионских кадров указанными разведками в ряде городов Западной Германии, Англии и в других странах были созданы специальные разведывательные школы, в которых оуновцев обучали ведению разведки и работе на радиостанциях, формировали из них группы для заброски на территорию Украины воздушным или сухопутным путем.

Так, осенью 1949 года американской разведкой в районе Иловского леса в Дрогобычской области с самолета были заброшены на парашютах два оуновца под кличками «Кирам» и «Явир», являющихся особо доверенными лицами Романа Шухевича, которым они были направены в 1948 году за кордон со специальным заданием к Бандере. В результате проведенных мероприятий органами МГБ УССР парашютисты в следующем году были разысканы и ликвидированы8.

В ночь на 15 мая 1951 года английской разведкой с двух самолетов на территорию Украины были заброшены две группы шпионов в количестве 11 человек. Одна группа в составе шести человек, заброшенная в Тернопольскую область, в результате проведенных агентурных мероприятий органами МГБ УССР была полностью захвачена со всем вооружением и средствами радиосвязи. Из состава второй группы, заброшенной в Станиславскую область, в количестве пяти человек, четверо шпионов были убиты, а один захвачен живым9.

Вместе с тем в работе МГБ УССР по ликвидации националистического подполья руководством МГБ СССР был отмечен ряд недостатков. В связи с отдельными успехами в работе по ликвидации главарей подполья и оуновских «проводов» у ряда руководящих работников появились настроения самоуспокоенности и благодушия, результатом чего являлось ослабление контроля за работой подчиненных органов, ослабление борьбы с национализмом. Практика же показывала, что подполье предпринимало всяческие меры к восстановлению разгромленных звеньев. Например, состав Львовского краевого «провода» ликвидировали несколько раз, однако он восстанавливался оуновцами и продолжал проводить диверсионно-террористическую деятельность. Отмечалась слабая работа Управления 2-Н МГБ УССР в восточных областях Украины, поскольку главари ОУН стремились распространить свою подрывную деятельность и на эту территорию, предпринимали попытки засылки эмиссаров.

Всего за период с 1944 по 1953 год было ликвидировано 346 тысяч членов незаконных вооруженных формирований. Из них было арестовано 117,5 тысячи, убито – более 152 тысяч. Изъято оружия и техники: 60 пушек, 589 минометов, 357 противотанковых ружей, 8 944 пулемета, более 100 тысяч единиц индивидуального стрелкового оружия, большое количество гранат и патронов, 262 рации, 59 типографий, 721 пишущая машинка10.

Лишившись в конечном итоге поддержки местного населения, утратив связь с зарубежными центрами и материальную базу, националисты и их вооруженные отряды были повсеместно разгромлены. Нельзя не отметить, что достаточно широкий размах повстанческого движения, продолжительность и драматичность борьбы, ее острота свидетельствовали о том, что противоречия, существовавшие в стране в тот период, имели глубокие корни.

1 ЦА ФСБ РФ. Ф. 4. Оп. 9. Д. 54. Л. 148.

2 РГВА. Ф. 9401. Оп. 1. Д. 2004. Л. 22–24.

3 Пограничные войска в Великой Отечественной войне. 1941–1945 гг.: Сб. документов. М., 1968. С. 50.

4 ЦА ФСБ РФ. Ф. 4. Оп. 9. Д. 568. Л. 4.

5 Там же. Д. 572. Л. 211.

6 Там же. Д. 54. Л. 145.

7 Там же. Л. 147.

8 Там же. Л. 151.

9 Там же. Л. 152.

10 Там же. Л. 142.